Главная цель похода в город заключалась в надежде найти хлеб. Как член охраны Бринлитца, Фейгенбаум был вооружен автоматом, и, когда пекарь стал доказывать, что у него нет ни крошки хлеба, кто-то сказал Лютеку: «Припугни-ка его автоматом». Ведь этот человек был sudetendeutsck и теоретически тоже нес ответственность за все их страдания. Фейгенбаум навел на пекаря ствол и через магазин прошел в его квартиру в поисках спрятанной муки. В задней комнате он обнаружил дрожавших от страха жену пекаря и двух его дочерей. Они были настолько перепуганы, настолько неотличимыми от семей в Кракове во время акции, что Лютека охватило всепоглощающее чувство стыда. Он кивнул женщинам, словно нанес им визит вежливости, и вышел вон.

Такое же чувство стыда пришлось пережить и Миле Пфефферберг во время первого посещения деревни. Когда она появилась на площади, чешский партизан остановил двух девушек из судетских немцев и заставил их снять обувь, чтобы Мила, по-прежнему носившая деревянные башмаки, смогла выбрать то, что ей больше подойдет. Оказавшись в таком положении, Мила густо покраснела. Партизан заставил одну из девушек надеть деревянные башмаки и удалился. Мила побежала за девушками следом и вернула им обувь.

Sudetendeutscherin, вспоминала Мила, даже не поблагодарила ее.

Вечером русские вломились в лагерь в поисках женщин. Пфеффербергу пришлось приставить пистолет к голове солдата, который ворвался в женское общежитие и схватил фрау Крумгольц. Даже спустя годы она ругала Пфефферберга, тыкая в него пальцем: «Как только мне представился случай уединиться с молодым парнем, так этот сукин сын помешал мне!» Трех девушек увели – впрочем, они в той или иной мере сами изъявляли такое желание – к русским, и они вернулись через три дня, уверяя, что хорошо провели время.

Но все же в Бринлитце отношение к русским было недоброжелательным, и через неделю заключенные постепенно стали уходить из лагеря. Семьи, которым удалось не потерять друг друга, отправлялись прямо на запад, не испытывая никакого желания снова встретиться с Польшей. Братья Бейски, пуская в ход свои запасы водки и одежды, пересекли всю Италию и там сели на судно сионистов, которое доставило их в Палестину. Дрезнеры через Моравию и Богемию попали в Германию, где Янек оказался среди первых десяти студентов, зачисленных в Баварский университет в Эрлангене.

Манси Рознер вернулась в Подгоже, где она условилась встретиться с Генри.

Сам же Генри Рознер, освобожденный из Дахау вместе с Олеком, как-то в общественной уборной в Мюнхене увидел человека в такой же, как у него, полосатой тюремной одежде. Генри спросил, где именно тот находился в заключении.