Грохот подлетающего вертолета вздергивает уровень кислоты в крови у Лалли под самый потолок. Вереницы ярких звезд плывут у него перед глазами. Вот он, накачавшийся наркотиками маньяк-убийца, ужас нашего тихого городка. Он поворачивается спиной к последним лучам солнца, заходящего за темную гряду холмов: и тут же в глаза ему ударяет свет прожектора.

– Брось ружье! – ревет мегафон. Это Вейн, со всем своим спецназом.

Вертолет заходит на посадку, подняв тучи пыли, и она прикрывает глаза рукой.

Лалли дикими прыжками мчится по широкой дуге, он ничего не понимает, он обнимается с ружьем, стирая с него матушкины отпечатки пальцев, стирая все ее страхи – навсегда. Когда из вертолета, в сопровождении оператора из теленовостей, выпрыгивает Тейлор Фигероа, Лалли поднимает ружье и кричит нечеловеческим голосом:

– Ma-мочка, – заходится он диким плачем, и обеими руками хватается за спуск. – Мама!

Берегись, Тейлор, он же сейчас – о господи!

– Огонь! – кричит Вейн своей группе захвата.

Вместо лица у Лалли – маска, без возраста и срока, которой я во веки веков ни хуя не перестану восхищаться, покуда пули свистят и рвут на части вечерний небосклон. Он танцует между небом и землей, и куски его плоти дождем разлетаются по всей округе, а потом все то, что от него осталось, корчась, шмякается оземь. Леониному «эльдорадо» приходится свернуть с колеи, чтобы не наехать на – это.

– Слушай, а что, она действительно спрятана, ну, типа, – в говне? – спрашивает Леона, выплывая из машины в облаке табачного дыма.

– Мне кажется, Нэнси имела в виду, что основную ценность представляет история этого говна, – говорит Бетти, закашливается и гасит сигарету прямо о дорогу. – Говно как вещественное доказательство, понимаешь, авторские права на это говно…

– Милочка моя, – говорит Джордж, – золотая жила – это золотая жила, не важно, в говне она, на говне замешена или в говно завернута, а теперь, будь так добра, дай мне зажигалку…