Комната длинная, почти без мебели, и холод, словно камердинер, встречает их у входа. Синие шпалеры сняли, оставив голую штукатурку. У почти погасшего камина сидит Мария: сгорбленная, маленькая и пронзительно-юная. Грегори говорит: она похожа на эльфийского подменыша.

Бедный эльфийский подменыш! Ест по ночам, питается хлебными крошками и яблочной кожурой; если рано утром спуститься по лестнице тихо-тихо, можно застать его сидящим в золе.

Мария поднимает глаза, и – удивительное дело! – ее миниатюрное личико светлеет.

– Мастер Кромвель.

Она встает, делает шаг и тут же едва не падает, запутавшись в подоле.

– Сколько времени прошло с нашей последней встречи в Виндзоре?

– Трудно сказать, – серьезно отвечает он. – За эти годы вы успели расцвести.

Мария хихикает; ей уже почти восемнадцать. Она растерянно озирается, ища глазами, на чем сейчас сидела. «Грегори», – говорит он, и его сын делает стремительный шаг вперед, подхватывает бывшую принцессу, пока та не села мимо табурета. Движение похоже на танцевальное па – даже и от Грегори может быть прок.

– Простите, что заставляю вас стоять. Вы можете, – она машет рукой в неопределенную сторону, – сесть на сундук.

– Думаю, нам хватит сил постоять. А вот вам, полагаю, нет. – Он ловит на себе взгляд Грегори: сын смотрит так, будто никогда не слышал его смягчившегося тона. – Вас ведь не оставляют сидеть одну возле потухшего огня?

– Слуга, который приносит дрова, не хочет обращаться ко мне «принцесса».

– Обязательно ли вам с ним говорить?

– Нет, но если я стану молчать, это будет уловка.

Умница, осложняй себе жизнь чем только можешь.

– Леди Шелтон рассказала мне про затруднения с… про обеденные затруднения. Что, если я пришлю врача?

– У нас есть врач. Вернее, у девочки.

– Я могу прислать более толкового. Он пропишет вам режим и потребует, чтобы сытный завтрак приносили сюда, в комнату.

– Мясо? – спрашивает Мария.

– Много мяса.

– А кого вы можете прислать?