— Так сказать, «да» или, так сказать, «нет»?

Треслав не умел разговаривать с детьми. Каждый раз возникала проблема, как к ним обращаться: притворяясь таким же маленьким или притворяясь глубоким старцем. В данном случае, поскольку эта финклерская девочка предположительно была умна не по годам, он выбрал «старческий вариант».

— Так сказать, и да и нет. Я ее муж перед Богом, но не перед людьми.

— А мой папа говорит, что Бога нет, — сказала девочка.

Треслав окончательно растерялся.

— Что ж, на нет и суда нет, — только и смог сказать он.

— Ты забавный, — сказала маленькая девочка.

Она с ним чуть ли не флиртовала. Впечатление преждевременной зрелости усиливалось из-за ее одежды вполне взрослого покроя. Он еще ранее отметил эту особенность: финклерские мамы наряжали своих совсем маленьких дочерей, как взрослых, словно они были уже девицами на выданье.

— В каком смысле забавный? — спросил он.

— Забавный в другом смысле.

— Понятно, — сказал он, ничего не поняв.

Может, под словом «другой» подразумевалось, что он не финклер? То есть это было очевидно даже для ребенка?

В этот момент к ним приблизилась Хепзиба с детским набором красок.

— Вы двое, похоже, неплохо поладили, — сказала она.

— Она сразу поняла, что я не unserer, — шепотом сказал ей Треслав. — Она увидела во мне anderer. Жуткая проницательность для ее возраста.

Словом unserer — «один из нас» — в семье Хепзибы было принято называть евреев, тогда как anderer означал «одного из них». Чужака. Врага. Джулиана Треслава.