— Мы только хотели подружиться, — сказала еще одна девчонка.

Фраза прозвучала как упрек, словно из-за этих взрослых, лезущих не в свое дело, юный еврей лишился возможности приобрести кучу добрых друзей.

Толпа начала расходиться — не все сразу, а постепенно, разбиваясь на мелкие группы, как уходит вода при отливе, огибая прибрежные камни. «Непонятная тварь» удалилась последней, при этом не поблагодарив ни женщину, ни Треслава, ни даже собаку. «Возможно, их вера не позволяет им благодарить в таких случаях», — подумал Треслав. На долю секунды перехватив взгляд красивых угольно-черных глаз, он не заметил в них гнева. Да и особого страха в них как будто не было. «Я привык» — вот все, что они выражали.

— Ты в порядке? — спросил Треслав ему вслед.

Юнец, не оборачиваясь, пожал плечами. Это движение получилось едва ли не вызывающим. «Все ведь обошлось, и нечего теперь суетиться», — подразумевало оно. В этом движении чувствовалась гордость человека, особо хранимого Богом, и в то же время отчужденность. «Для него я нечистое существо», — подумал Треслав.

Он растерянно посмотрел на женщину. Та ответила таким же взглядом. Поди пойми этих сопляков.

Треслав вернулся на скамью, где дремал до этого, и только тут заметил, что его бьет дрожь. В голове вертелись слова: «Это жид!»

А еще чуть погодя начали формироваться вопросы: «К чему этот нелепый наряд? Зачем самому напрашиваться на оскорбления? И разве так трудно поблагодарить за помощь? А что означал этот взгляд, словно я для него оно — как он сам для тех школьников?»

Тут он заметил, что одна из школьниц не убежала вместе с остальными. Она стояла на газоне и оглядывалась. У Треслава возникла ужасная мысль: уж не собирается ли она его подцепить? Предложить ему кой-какие услуги за наличный расчет? Он, должно быть, смотрелся подходящим для обработки клиентом: сидит на скамеечке и весь трясется.

Не глядя на него, девчонка наклонилась и начала снимать туфли. И в этот миг он ее опознал. Это была девчонка из его повторяющегося сна, точнее, повторявшегося до встречи с Хепзибой, — та самая школьница, на бегу снимающая туфли, в плиссированной юбке, белой блузке, голубом джемпере и галстуке (аккуратно завязанном), то ли растерянная и беззащитная, то ли исполненная твердой решимости. Девчонка из сна, бегущая не то к нему, не то куда-то мимо.

— Зачем ты снимаешь туфли? — спросил он.

Девчонка посмотрела на него с таким видом, словно всем, кроме полных идиотов, должно быть ясно, почему она снимает туфли, — чтобы соскоблить с подошвы всякое дерьмо вроде Треслава.