Утёсы стеснились в круг, образовав полупещеру-полуовраг, по боковым откосам которого, вцепляясь корнями, влачили дерзкое существование кусты и деревца. Вода стремилась вниз из устья в стене, нависшей выпукло, почти сводом; было сумрачно, и пахло холодом, и мхом, и влажными растениями. Роланд несколько времени смотрел на зелёно-золотисто-белёсый столб водопада, потом перевёл взгляд на чашу, где павшая вода бурлила и закручивалась посредине, успокаиваясь к краям. В этот миг показалось солнце и метнуло свой луч в водоём: над его поверхностью встало зеркальное мерцание и одновременно сделались видны сухие и свежие листья и части растений, снующие под водой и теперь словно захваченные в пёстрые светлые сети. Но ещё более любопытное явление природы предстало Роланду, когда он вновь поднял глаза: под стеной-сводом «пещеры», да и вообще вокруг, занимались и взмётывались кверху удивительные языки – языки белого огня! Всюду, где преломлённо отражённый от воды свет попадал на неровный камень или на расщелину – шедшую вверх ли, вбок ли в стене, – всюду проливалась и дрожала жидкая ярь, словно невиданная светлая тень! – и возникали сложные, иллюзорные построения несуществующих огней с льющимися нитями света внутри!.. Роланд, присев на корточки, наблюдал долго-долго, пока не утратил ощущения времени и пространства и перестал понимать, где именно находится, и призрачные языки стали чудиться ему одушевлённым средоточием происходящего. Мод приблизилась и, усевшись подле него на камень, прервала его созерцание:

– Что это вас так заворожило?

– Свет. Огонь. Посмотрите, какой световой эффект. Как будто весь свод пещеры объят пламенем.

Мод сказала:

– Она это видела! Я уверена на сто процентов. Обратите внимание, в «Мелюзине» написано:

– Она была с ним здесь! – воскликнула Мод.

– Это не научное доказательство. Не выгляни солнце в подходящий момент, я бы ничего не увидел. Хотя лично меня увиденное убедило.

– Я прочла его стихи. «Аск – Эмбле». Стихи хорошие. Нет ощущения разговора с самим собой. Он действительно разговаривает с ней – с Эмблой-Ивой – с Кристабель или… Бо́льшая часть любовной поэзии замкнута сама на себя. Мне понравились эти послания к Иве.

– Я рад, что вам понравилось в Падубе хоть что-то.

– Я пыталась вообразить его. Вернее, их. Они, должно быть, пребывали в состоянии… страсти. Я прошлой ночью размышляла над тем, что вы сказали об отношении нашего поколения к сексу. Мол, мы усматриваем его везде. Тут вы правы. Мы всё знаем, мы слишком много знаем. Нам, например, известно, что у человека нет целостного личностного начала, что любая личность – это сложная система конфликтующих составляющих… мы в это уверовали как в данность. Мы осознаём, что нами движет желание. Но мы не можем посмотреть на желание их глазами. Мы никогда не произносим слово «любовь» – в самом понятии нам чудится некое сомнительное идейное построение, – особенно нас настораживает Любовь, как её понимали в эпоху романтизма. От нас требуется огромное усилие – усилие воображения, – чтобы понять, как они чувствовали себя тогда здесь… вместе… как верили в Любовь… в себя… в значимость своих любовных поступков…