— Они просто выжидают, — сказал Генрих.
— Но чего? — спросила я, будто не знала этого.
— Они ждут прибытия этого мальчишки.
— А где он сейчас?
Впервые за много месяцев Генрих улыбнулся.
— Он думает, что вот-вот начнет против меня военную кампанию, оплаченную королем Шотландии.
Я молча ждала продолжения; теперь я уже хорошо знала, что означает эта его победоносная сияющая улыбка.
— Только у него ничего не выйдет!
— Вот как?
— Его обманом заманили на борт судна и вскоре передадут мне. Яков, король Шотландии, в конце концов признал, что мальчишку должен получить я.
— Значит, тебе известно, где он сейчас?
— Да, мне это известно, как известно и название того корабля, на котором плывут он, его жена и его маленький сын. Яков Шотландский предал его, и теперь он в моих руках. Мои союзники, испанцы, должны будут перехватить его во время этого плавания, изображая самые горячие дружеские чувства, и привезти ко мне. Наконец-то мы положим всему этому конец!
А потом мы снова его потеряли.
Придворные вели себя так, словно мы совершаем обычную летнюю поездку по стране, но на самом деле мы были заперты в одном из замков центральной Англии и боялись даже нос оттуда высунуть, все время ожидая беды и не зная, откуда она придет, где на этот раз может оказаться «мальчишка». Генрих почти не покидал своих покоев. Даже во время остановок он мгновенно создавал нечто вроде штаба, готовясь к осаде. Он принимал бесконечные донесения, рассылал приказы и требования собрать еще воинов, чтобы увеличить уже собранную армию; ему даже сделали новые латы, изукрашенные драгоценными каменьями, и он собирался надеть их, выходя на поле брани, хоть и не знал, ни где состоится сражение, ни куда исчез его противник.