Затем я заметила нечто такое, что заставило меня искать взглядом королевского мажордома и удивляться, как он это разрешил, даже не доложив мне. На самом почетном месте за тем столом, где обычно сидел «этот мальчишка», молодые придворные поставили его кубок, тарелку, положили его нож и ложку и даже налили в кубок вина, словно он сейчас к ним присоединится. Так, по-своему, словно бросая вызов Тюдорам, эти молодые люди выразили свою любовь и верность призраку, мечте, тому принцу, который — если он вообще существовал — теперь ушел от нас навсегда.
Генрих был болен, отчаянно болен. Казалось, причиной болезни была его неспособность встретиться с ясностью мира после некой сокрушительной бури. Он не покидал своих покоев, и входить к нему разрешалось лишь самым доверенным его слугам; но те отказывались говорить, каково самочувствие короля. Люди шептались, что король заболел «потогонкой», той самой болезнью, которую он со своим войском привез в Англию; что этот недуг в конце концов настиг и его. Ходили также слухи, что у короля опухоль в желудке, что он не может есть, что его выворачивает наизнанку при виде еды, и блюда с различными яствами, по свидетельствам поваров, каждый раз выносят из его комнат нетронутыми. Мать навещала Генриха по нескольку раз в день и вечером просиживала у его постели часа по два. Она без конца заставляла своих врачей осматривать его, а однажды я случайно заметила, как по боковой лестнице в королевские покои пробираются алхимик и астролог. Разумеется, они были приглашены к Генриху втайне, ибо закон запрещал советоваться с астрологами, предсказателями судьбы и прочими чернокнижниками. Для Генриха была составлена астрологическая карта, и ему твердо пообещали скорое выздоровление; ему также сказали, что он поступил совершенно правильно, убив своего врага, пусть даже слабого и беззащитного. Раз его собственная сила зависела от уничтожения того, кто находился целиком в его власти, значит, уничтожить этого противника было необходимо. То есть астрологи полностью оправдали Генриха за это безжалостное убийство.
Но и после их увещеваний королю лучше не стало. Его мать почти все время проводила в часовне, молясь за него, или у его постели, умоляя его повернуться к ней, сесть, выпить хотя бы глоток вина и съесть хотя бы кусочек мяса. Королевский церемониймейстер пришел ко мне, желая выяснить, будет ли двор готовиться к рождественским праздникам, ведь для этого танцоры должны были разучивать новые танцы, а музыканты и хористы — новые музыкальные произведения, но я не знала, будем ли мы вообще в этом году праздновать Рождество. Вполне возможно, наш двор будет пребывать в трауре и безмолвии, а королевский трон так и останется пустым. В общем, церемониймейстеру я сказала, что мы ничего планировать не можем, пока король снова не будет здоров.