– Если хочешь – завтра, – отвечал тот. – Врачи говорили, что морское путешествие будет мне полезно. А сухопутный переезд до Смирны ведь не велик.

– А я, – прибавил Зопир, – уверяю тебя, что твоя любовь исцелит тебя скорее, нежели все лекарства в мире!

– Итак, мы отправимся в путь через три дня, – прикинул Дарий, – так как до отъезда нам надобно еще о многом позаботиться. Вспомните, что мы отправляемся все равно что в неприятельскую землю! Я полагаю, что Бартии следует явиться в качестве вавилонского торговца коврами. Я назовусь его братом, а Зопир пусть будет купцом, торгующим сардесским пурпуром.

– Да разве мы не можем явиться в качестве воинов? – спросил Зопир. – Ведь, право, как-то позорно выступать в роли какого-нибудь обманщика – торгаша. Разве нельзя было бы нам, например, выдать себя за лидийских воинов, бежавших из страха перед наказанием и ищущих службы в египетском войске?

– Об этом плане следует поразмыслить! – сказал Бартия. – Притом, думаю, что по нашей манере нас скорее примут за воинов, нежели за купцов.

– Это неосновательно. Какой-нибудь эллин из крупных торговцев или судохозяин выступает так важно, точно ему принадлежит весь мир. Впрочем, я нахожу предложение Зопира не дурным.

– Пусть будет по-вашему, – сказал Дарий, уступая. – В таком случае, Ороэт снабдит нас одеждами лидийских таксиархов.

– А почему же и не украшениями хилиархов [93]? – воскликнул Гигес. – Ведь это при вашей юности может возбудить подозрение!

– Но ведь не можем же мы явиться в качестве простых солдат?

– Разумеется, нет, но в виде гекатонтархов [94] вполне можете.

– И это хорошо, – со смехом проговорил Зопир, – лишь бы мне не пришлось выдавать себя за торгаша! Итак, через три дня – в путь! Я очень доволен, что буду иметь время завладеть дочкой здешнего сатрапа и, наконец, хоть однажды побывать в роще Кибелы, которую мне уже давно хотелось посетить. Теперь же покойной ночи, Бартия! И прошу тебя спать подольше. Что скажет Сапфо, увидев тебя с побледневшими щеками?

IX

IX

Жаркое летнее утро сияло над Наукратисом. Нил уже вышел из берегов, и нивы и сады были покрыты водой.

Гавани в устье реки пестрели кораблями. Египетские суда, экипаж которых состоял из финикийских колонистов с берегов Дельты, привозили тонкие ткани из Мальты, металлы и камни из Сардинии, вино и медь с Кипра. Греческие триеры приходили с драгоценными маслами и винами, ветвями мастикового дерева, халкидонскими бронзовыми изделиями и шерстяными тканями; финикийские и сирийские суда – с пестрыми парусами, медью, оловом, пурпурными материями, драгоценными камнями, пряностями, стеклянными изделиями, коврами и ливанскими кедрами, необходимыми для построек в безлесном Египте, и выменивали все это на сокровища Эфиопии: на золото, слоновую кость, черное дерево, на пестрых тропических птиц, драгоценные камни и на чернокожих невольников, в особенности же на пользовавшийся всемирной известностью египетский хлеб, на мемфисские колесницы, саисские кружева и тонкий папирус. Но время простой меновой торговли уже давно прошло, и купцы Наукратиса нередко расплачивались за свои покупки звонким золотом или тщательно взвешенным серебром.