То, чего еще недоставало в обстановке и убранстве возобновленного дворца, Адриан желал выбрать и приобрести сам, а в этой деятельности, соответствовавшей его наклонностям, должен был помогать ему продавец художественных редкостей Габиний.

Между тем как Дорида еще разговаривала с Понтием, к зале приближались Адриан и его супруга.

Услыхав голос Сабины, архитектор тихо и торопливо сказал старухе:

— До свидания, матушка. Отойди в сторону: идет император с императрицей.

И он быстро удалился.

Дорида вошла в дверь боковой комнаты, которая была закрыта только тяжелой портьерой: попасться теперь на глаза гордой женщине, от которой она не могла ожидать ничего, кроме оскорблений, для нее было то же, что встретиться с разъяренным зверем.

Разговор Адриана с женой продолжался едва четверть часа, и, должно быть, этот разговор был не из числа приятных, потому что лицо императора пылало, а у Сабины губы были бледны и по нарумяненным ее щекам пробегал судорожный трепет.

Дорида была слишком взволнованна и чувствовала слишком большой страх, для того чтобы подслушивать разговор царственной четы; но все-таки она услыхала слова императора, высказанные весьма решительным тоном:

— В маленьких делах я предоставляю тебе полную волю; важнейшее же я решу и на этот раз, как всегда, по своему, и только по своему, усмотрению.

Это заявление было гибельно для домика привратника и для его жителей, так как к малым вещам, о которых говорил Адриан, принадлежало и устранение безобразной избушки у входа во дворец. Сабина потребовала этого от супруга, так как никому не могло быть приятно, говорила она, при каждом посещении Лохиады встречаться со зловещей старой мегерой и подвергаться нападению разъяренных собак.

Дорида не подозревала, что означали слова императора. Она радовалась им, так как из них узнала, что Адриан не был расположен уступать своей жене в важных вопросах; и кто мог бы поставить ей в вину то, что судьбу свою и своего дома она причисляла к важным, пожалуй, даже к важнейшим вопросам?

Сабина, поддерживаемая царедворцем, вышла из залы, и Адриан остался один со своим рабом Мастором.

Нелегко было старушке улучить более благоприятный момент, чтобы без докучливых свидетелей обратиться к стоявшему перед нею могущественному человеку с мольбой проявить великодушие и простить ее сына.

Он стоял к ней спиною. Если бы она могла видеть, с каким страшным выражением лица он смотрел в землю, то, наверное, вспомнила бы о предостережении Понтия и отложила бы свое обращение к Адриану до другого дня.

Как много таких людей, которые губят свое справедливое дело, поддаваясь настойчивому порыву добиться скорого решения и не имея в себе достаточно силы, чтобы отложить начало своих действий до более благоприятного момента! Неизвестность в настоящем часто кажется нам невыносимее тяжкой судьбы в будущем.