— Я стал плохо видеть, — сказал он невпопад. — Дневной свет режет мне глаза. — В комнате горела тусклая лампочка, которая едва рассеивала мрак. — Тебе темно? Можно прибавить свету. За меня не беспокойся, я надену вот это, — сказал он, надевая защитные очки сварщика, и включил свет.

Теперь Хаси смог разглядеть обстановку. Постель Куваяма была разложена во внутренней комнате, а на семейном алтаре в гостиной стояли поминальные таблички в память Кадзуё.

— В последнее время дела мои шли из рук вон плохо, и поскольку я получаю пенсию, то решил закрыть мастерскую. Пресс уже ничего не приносил, и я с ним расстался… А как раз позавчера ходил взглянуть на могилу твоей матери. Клянусь, именно поэтому ты здесь и объявился, это она призвала тебя.

— Куда делся Милки? — перебил его Хаси.

— Я его отдал.

— Кому?

— Одному парню, он работает сторожем, внизу, на соляном заводе. Он сказал, что ему нужна сторожевая собака, вот я и отдал. — Скинув потертый пиджак и легкое кимоно, Куваяма достал из ящика рубашку и брюки и начал одеваться. — Ты посиди тут минутку. Я схожу куплю кое-что и скоро вернусь.

Сказав это, он скрылся за дверью. Хаси взгляда не мог оторвать от старой одежды. Он вытащил из ящика несколько вещей: оставшиеся в его памяти костюмчики — рубашечки и штанишки — всех по два. Чтобы не расстраивать детей, Кадзуё покупала им одинаковую одежду: две летних рубашечки с парусниками, две клетчатых кофты, две пары шорт — одни с большой заплатой сзади, — в этих шортах они были в тот день, когда на них напали собаки.

Услышав голоса за дверью, Хаси вышел в прихожую с детскими шортами в руках. Куваяма в очках сварщика указывал на него пальцем.

— Ну, что я вам говорил? Вот он. Тот самый Хаси, которого вы видели по телевизору. — Его сопровождало с десяток соседей.

— Хаси? Да ты, видно, зазнался! — выкрикнула одна старуха, хозяйка бакалейной лавки. Все засмеялись. Медленно-медленно они стали приближаться: молодой человек, открывший обувной магазин рядом с парикмахерской Кадзуё, кондитер с главной улицы, торговец канцелярскими товарами, таксист и их жены. После того как обувщик пожал руку Хаси, остальные выстроились в очередь за тем же.

— Добро пожаловать домой, Хаси.

— Весь остров гордится тобой!

Куваяма быстро раздал всем чайные чашки и принес из кухни бутылку сакэ.

— Разве не так? — сказал он. — Как ты считаешь? Два брата, а разные, как день и ночь. И именно ты стал гордостью нашего острова. Когда мы читаем восторженные отзывы о тебе в журналах, мам кажется, будто пишут про нас.

Все, за исключением таксиста, принялись за сакэ. Хотя за окном все было залито солнечным светом, закрытые ставни и включенное электричество создавали ощущение, что уже наступила ночь.