И почему нет? Посмотрите, как много у нас общего. Рост Уэйкфилда шесть футов и два дюйма, мой – шесть футов и три дюйма. Уэйкфилд весил 210 футов, я – 195 (раньше весил 210). Второе имя Уэйкфилда – Стивен; мое первое имя – Стивен. Уэйкфилда сбила машина, когда он бегал трусцой, в 1997 году. Меня сбил вэн, когда я шел пешком в 1999-м. Когда Уэйкфилд вышел стартером против «Храбрецов» в Чемпионской серии Национальной лиги в 1992 году, он стал первым новичком, которому доверили позицию стартера за девять лет. Когда я вышел стартером за бостонские «Ред сокс» в Чемпионской серии Американской лиги в 1986 году, я стал первым новичком, которому доверили позицию стартера за десять лет[121].

Что более важно, Уэйкфилд – тот самый тип спортсмена, о котором говорил Джордж Уилл в своем очень уж идеализированном эссе размером с книгу «Мужчина на работе», потому что Уэйк действительно мужчина на работе. Ему… я хотел написать, что ему практически не свойственен эгоцентризм звезды, но фактически этого эгоцентризма в нем нет вовсе. Он не приходит на стадион, светясь своим величием, как делал Хосе Кэнсеко, не носит эти нелепые сережки, как Барри Бондс, что появляется с заколкой размером с ручкой для кастрюли на плече, с какой вроде бы до сих пор ходит Роджер Клеменс (Ракета все еще хочет, чтобы все знали, кто перед ними, клянусь Богом).