В итоге он провалился в нездоровую дремоту. Когда он проснулся, не сразу вспомнив, где находится, было уже за полдень. Отчаяние обернулось юмором висельника. Все пропало, сказал он себе. Все кончено.

Сбегать накануне концерта, раньше она никогда себе такого не позволяла.

Все кончено.

Он вспомнил Тейлора.

Франклин собрался на выход. Да пошла она на хуй. Если ей можно, значит можно и ему. Он выпьет по рюмочке в каждом баре, который попадется ему на пути в этой богом забытой дыре.

Аэропорт Хитроу, Лондон, Англия 18.30

Аэропорт Хитроу, Лондон, Англия

18.30

Британия. Нет, это Англия. Это значит – не Шотландия. Нет и не было никакой Британии. Это все афера пиарщиков, обслуживающих империю. Теперь мы обслуживаем сразу несколько империй, они-то и решат, кто мы есть. Европа, или пятьдесят первый штат, или Атлантические острова, или еще какое дерьмо. Все это пиздеж голимый.

На самом деле всегда были Шотландия, Ирландия, Англия и Уэльс. С борта. На борт. Рейс на Шотландию. Всего-то час лету.

На Эдинбург билетов нет. Ближайший рейс на Глазго. Сидеть здесь не хочется, пусть даже следующий эдинбургский самолет прибывает примерно в то же время, что и поезд из Глазго. Главное – не останавливаться, так что я покупаю билет до Глазго.

Звоню маме.

Как здорово услышать ее голос. Она вроде крепится, но в легком забытьи, как будто на валиуме. Трубку берет тетя Аврил, говорит, что мать держится молодцом. У старика без изменений.

– Им осталось только ждать, сынок, – говорит она.

Так она и сказала. Им осталось только ждать. Я пошел в сортир и сел, парализованный тоской. Слез нет. Плакать бессмысленно, как пытаться излить цистерну горя через капельницу. Что я за дурак. Отец выкарабкается. Он непобедимый, а докторишки – гондоны штопаные. Если он и умрет, то потому только, что вместо того, чтоб положить в нормальную палату, на нормальную койку, его бросили где-нибудь на больничной парковке на мешках с мусором с дюжиной других небогатых пациентов. Такое лечение он может схлопотать за то, что всю жизнь работал и платил налоги.

Перед глазами стоит дом родителей. Не могу ни о чем другом думать. Придавить на массу, принять душ, смыть с поверхности пыль и въевшуюся грязь, а потом можно будет встречаться с людьми. Может, даже с пацанами пересечься. А может, и на фиг. Я слишком обдолбан, чтоб испытывать какие-то чувства к Шотландии, находясь от нее в часе лету. Мне нужна койка, и все.

Ложь.

Все это ложь. Мы держались подальше, потому что напоминали друг другу о нашем общем провале. Столько пиздели, какие мы, бля, кореша, но друг наш погиб, а мы живы.