Дарья остановилась. Поставила вещи недалеко от столба с надписью. Остановились и дети с Марусей. Они оглянулись на просёлок, на депо, на моросящий дождь, и вся плоскость земли как бы представилась каждому в виде унылого пространства, где ходят низом водяные облака, обволакивая всё вокруг мглистой пеленой всесокрушающего безразличия. Никого, ничего, лишь всесветский шелест мелкого дождичка; уходящий в бесконечность изъезженный просёлок с размытыми краями, поблескивающий мокрыми вывернутыми колёсами глинистой земли, сплошь утыканной лужами с образовавшимися то там то сям пузырями. Под огромным столбом с вывеской, вкопанным, видимо, навсегда, виднелись человеческие испражнения, явные свидетельства земного отягощения мечтателей.

Деревня Липки, несмотря на красивое своё поэтическое обозначение, имела давнюю и повидавшую виды историю. Деревня с её немногочисленными избами, тополями вокруг сельской лавки и столбами, по которым тянулись телефонные провода в бесконечную даль и ещё дальше — на Урал, с сараями и узкой, непроезжей в дождливую погоду улицей, на которой день и ночь красовались кумачовые плакаты, написанные неумелым художником внахлёст, крупными, нарочито квадратными, грубыми мазками, как бы создающими, по замыслам творцов, известное всему миру напряжение по строительству нового общества, — такой открылась перед Дарьей и её детьми многолетняя мечта Ивана Кобыло.

Деревня находилась в низине, защищающей её от ветров, устремляющихся из знаменитых саратовских степей на хрупкие сооружения, опрокидывая их и принося разные неприятности. Просёлок петлял среди зеленеющих полей, над которыми каркали вороны и летали молчаливые деловые грачи. В дальние времена разорившийся дворянин Кобыло, бежавший от долгов из столицы, от гневного ока премудрого государя Петра, построил здесь несколько избёнок, посадил милые сердцу истого русича липы и назвал деревню Липки. В своё время бунтарь Пугачёв, которому не давала покоя властительница Екатерина Вторая, поселился в этих же местах, пил квас и медовуху у сына прадеда Кобыло. Отсюда же Пугачёв отправился в оренбургские степи за новой силой, сохранив добрую память о Липках. Казалось, после достопамятных событий надолго забылось бывшее дворянское гнездо, в котором уж давно никто не помнил основателя. Потомки скромно ютились в почерневшей от времени избе, что напротив выкопанного пруда с карасями и толстоствольными ивами, низко склонившими ветви над водою. Но как-то посетил Липки сам государь Николай II, проезжая с инспекцией свои земли. Вышли стар и млад на дорогу с хоругвями и мольбою и, став на колени, приветствовали склонёнными головами прослезившегося от такого верноподданичества государя; тот благословил их крестным знамением прямо с кареты. Низко поклонился им и поскакал дальше. И второй раз проезжал государь с семьёй после отречения, испросив разрешения посетить святые места вблизи Липок. Угрюмая, дождливая пустынная улица с низко летающими воронами, предрекающими плохую весть, встретила его, тоже прослезившегося, с нескрываемой обидой и горечью за неподдельную мрачность и подчёркнутое отвращение к нему. Встретившийся в центре села неслучайно большевик Колышкин плюнул вслед проскакавшему обозу с отрёкшимся от престола государем. Когда дьячок Потапов, до этого сидевший взаперти в храме, вышел на крыльцо демонстративно выразить свои демократические чувства, большевик Колышкин плюнул ещё раз в сторону бывшего самодержца. Вот и вся история скромного села Липки, которое должно приютить Дарью с семьёй, бодро семенившей в надежде, что их давно ожидают.