- Блаженный идет! Смотрите, смотрите! Блаженный идет!

В конце площади показался человек лет сорока, с реденькою бородой, бледный, босой, в одной полотняной рубахе. Лицо его было необыкновенно кротко, а на устах играла странная, детски добродушная улыбка.

Вид этого человека посреди стольких лиц, являвших ужас, страх или зверство, резко от них отделялся и сильно на всех подействовал. Площадь затихла, казни приостановились.

Все знали блаженного, но никто еще не видывал на лице его такого выражения, как сегодня. Против обыкновения, судорога подергивала эти улыбающиеся уста, как будто с кротостию боролось другое, непривычное чувство.

Нагнувшись вперед, гремя веригами и железными крестами, которыми он весь был обвешан, блаженный пробирался сквозь раздвигающуюся толпу и шел прямо на Иоанна.

- Ивашко! Ивашко! - кричал он издали, перебирая свои деревянные четки и продолжая улыбаться, - Ивашко! Меня-то забыл!

Увидев его, Иоанн хотел повернуть коня и отъехать в сторону, но юродивый стоял уже возле него.

- Посмотри на блаженного! - сказал он, хватаясь за узду царского коня. - Что ж не велишь казнить и блаженного? Чем Вася хуже других?

- Бог с тобой! - сказал царь, доставая горсть золотых из узорного мешка, висевшего на золотой цепочке у его пояса, - на, Вася, ступай, помолись за меня!

Блаженный подставил обе руки, но тотчас же отдернул их, и деньги посыпались на землю.

- Ай, ай! Жжется! - закричал он, дуя на пальцы и потряхивая их на воздухе, - зачем ты деньги в огне раскалил? Зачем в адовом огне раскалил?

- Ступай, Вася! - повторил нетерпеливо Иоанн, - оставь нас, тебе здесь не место!

- Нет, нет! Мое место здесь, с мучениками! Дай и мне мученический венчик! За что меня обходишь? За что обижаешь? Дай и мне такой венчик, какие другим раздаешь!

- Ступай, ступай! - сказал Иоанн с зарождающимся гневом.

- Не уйду! - произнес упорно юродивый, уцепясь за конскую сбрую, но вдруг засмеялся и стал пальцем показывать на Иоанна. - Смотрите, смотрите! - заговорил он, - что это у него на лбу? Что это у тебя, Ивашко? У тебя рога на лбу! У тебя козлиные рога выросли! И голова-то твоя стала песья!

Глаза Иоанна вспыхнули.

- Прочь, сумасшедший! - закричал он и, выхватив копье из рук ближайшего опричника, он замахнулся им на юродивого.

Крик негодования раздался в народе.

- Не тронь его! - послышалось в толпе. - Не тронь блаженного! В наших головах ты волен, а блаженного не тронь!

Но юродивый продолжал улыбаться полудетски, полубезумно.