Воистину, неисповедимы пути Господни! Кто бы мог подумать, что эта девчонка-сорванец, которая играла не в куклы, а в войнушку с мальчишками, скажет когда-нибудь такие слова? За это надо выпить! – Павел Никанорович открыл буфет и достал рюмки. – В холодильнике графинчик. Это медовуха. Её гонит наш пасечник. Мастер!

Василь достал графин и разлил водку.

–

За вас! – Нечаев посмотрел на дочь, потом на зятя. – Оказывается, приятно сознавать, что рядом с твоей дочкой взрослый человек. – Он привлёк к себе и поцеловал дочь. – И чего это бабы плачут на свадьбах? – Он помолчал, а потом резюмировал: – Наверное, потому что горько. Надо бы подсластить!

Молодые целых два дня с удовольствием подслащали одинокую жизнь Никанорыча.

Только молодожёны занялись предотъездными сборами, как у калитки остановилось такси, и во двор вошла хозяйка дома. Софа Андреевна прибыла с гастролей.

–

Мама! – Ольга первая увидела её из окна мансарды. – Пап! Мама приехала!

–

Софа! Ты должна была приехать послезавтра, – муж вышел из-за угла дома, где они с зятем заканчивали строи

тельство собачьей будки.

–

Я прослушала автоответчик и поняла, что вся семья должна быть здесь, – супруги поцеловались, и муж взял её сумочку.

–

Умница, Софочка! Умница! Хорошо, что застала ребят. Ещё пара часов, и их уже здесь не было бы.

–

Здравствуй, доченька! – они обнялись. – Ну, где твой рыцарь?

–

Здравствуйте, Софа Андреевна, – перед маленькой холёной дамочкой нарисовался здоровенный детина с топором в левой руке.