Да это что! Вчера у нас борщ в кастрюле волнами пошёл. Степанида орала – еле успокоил.
Зрозумив, батя! Я до Кота, – сказал Василь и прикрыл за собой калитку.
Константин Курочкин спал на диване одетый, в обнимку с двустволкой. По углам комнаты стояли догорающие свечи.
Василь сел на краешек скамьи рядом с диваном, скрестил и подобрал под себя ноги, положил руки на колени ладонями вверх, выпрямил спину, расслабил плечи и закрыл глаза.
Стоило только телу расслабиться, а сознанию сосредоточиться, как Василий почувствовал разлитый вокруг негатив. Везде, в любой точке деревни царила тёмная, цинично настроенная энергетика. Она звучала сарказмом перебираемых звуков, изображалась карикатурными формами.
Среди звучащих фраз одна выделялась конкретной жёлчной насыщенностью. Она порождала ряды уродливых форм и болезненных образов. Василий последовал к источнику этого лидирующего соло. Светлые пятна добра и мягкие переходы палитры и гаммы звуков по мере приближения к солисту попадались всё реже. В обстановке, когда «все кошки серы», в блеске невиданной славы, в фокусе ослепляющего свечения, исходящего ниоткуда, но освещающего только его, восседал Властелин Земли.
– Учитель… – иронично-снисходительно проронил светозарный. – Я ждал твоего появления.
Так! – Василь разочарованно уставился на чёрта, восседающего в пурпурной парче и в золоте. – Зачем?
Хочу предложить дружбу.
Зачем? Если ты такой великий и всемогущий?