Зато проскакав трое суток в седле по знойным тропам пустыни, царь Хатти, не чувствуя спины, онемевшей от тряски, сладострастно опустился на жёсткое ложе и закинул руки за голову. Не снимая доспехов, закрыл глаза и тотчас заснул. Ему приснилось, как он летит мимо гигантских египетских пирамид, о которых все уши правителю прожужжали советники, и вдруг одна из них, приняв очертания огромного жука-скарабея, существа божественного в понимании египтян, начинает двигаться на царя. И вот уже усы, как тонкие кожаные петли, свистят в воздухе над его головой, кругами снижаясь к нему, готовые удавкой стянуть шею. Короткие ножки скарабея, почти невидимые, когда тот, являясь в натуральную величину, ползёт по земле, теперь были подобны толстенным и необхватным колоннам, и от каждого их шага песчаная земля содрогалась на десятки сажен окрест.

Конь вождя хеттов вздыбился, и его самого чуть не выбросило из седла, он чудом удержался, узда прорезала ладонь, но властитель сумел поставить жеребца на ноги, оглянулся, однако никого за спиной не оказалось. Он был один, лицом к лицу с надвигающимся чудищем. И впервые неведомый доселе страх объял его. Хеттский властитель застыл, как гранитный обрубок, не в силах сдвинуться с места, шевельнуть поводьями, и конь, замерев вместе с ним, больше не хрипел и не вскидывался на дыбы. Лишь нарастал свист усов, парализуя слух и волю полководца. Казалось, ещё мгновение, и его голова, срезанная петлёй, слетит с плеч, а тело превратится в кашеобразное месиво под мощным копытом невиданного жука. Вот уже половину чёрных кудрей точно серпом срезало очередным взмахом петли, и холодок моментально пригнездился на образовавшейся лысине. Суппилулиума хотел вспомнить богов, к которым ещё можно было обратиться за помощью, но с ужасом обнаружил, что не может выговорить про себя ни одного имени, память точно вычистили, выдраили щёткой. Послышался жуткий свист, самодержец втянул голову в плечи, уже предчувствуя невыносимую боль, потом закричал что есть мочи и проснулся.

В шатре было сумрачно. Горел, потрескивая, костерок, дым уходил в дыру в центре конусного шатра, нога молодого козлёнка, зажаренная на вертеле, лежала на столе. Рядом — кувшин с терпким кисловатым вином, запах которого ощущался даже на расстоянии. Почти минута ушла на то, чтобы глаза свыклись с сумраком и послышался рёв Евфрата, на берегу которого поставили шатёр. Прошло часа четыре. Он прилёг днём, а сейчас только начало вечера. Правитель испытал радостное облегчение от того, что всё пережитое им оказалось лишь сном. Но к чему он, да ещё перед завоеванием Митанни?.. Всё увиденное было настолько ярким, что походило на предостережение богов.