Но сила сострадания Роберто Пацци такова, что ослепительная красота, поразившая его в юности при виде фотографии царской семьи, заслоняет от наших глаз сцену неумолимо приближавшегося кровавого убийства и дарит читателю на последней странице книги светлый спасительный образ, ту самую
Вступление
Вступление
Не знаю, как воспримет русский читатель литературное вторжение в историю своей великой страны, совершенное итальянским поэтом и писателем. Возможно, он спросит себя, достаточно ли у автора знаний, чтобы описать в визионерском романе один из самых мрачных эпизодов российской истории. Возможно, трагедии, подобные той, что пережила царская семья, остаются в памяти всего человечества, а не только одного народа.
Прошло сто лет после убийства Романовых в Екатеринбурге, в подвале Ипатьевского дома, в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Для меня весьма символично, что по случаю этой годовщины петербургское издательство «Алетейя» решило вновь опубликовать «В поисках императора» – мой дебютный роман, повествующий о последних днях Николая II, Александры Феодоровны, юных великих княжон Ольги, Та тьяны, Марии, Анастасии и 14-летного царевича Алексея.
В романе параллельно разворачиваются две истории – история Романовых и история верного им армейского подразделения, которое в созданном моим воображением мире пересекает Сибирь, дабы найти и освободить царя и его семью. Фантастически переосмысляя те трагические события, я представлял себя на месте царя и одновременно на месте одного из солдат, которые хотели его спасти. Как в моих любимых детских играх, когда мне нравилось быть или правителем или его самым верным слугой.
О русской революции в романе рассказано необычно – не с точки зрения победителей, а с точки зрения ее жертв. Поэтому опубликовать книгу в Италии оказалось непросто: в начале 1980-х годов я пытался найти издателя и получил пять отказов, прежде чем в 1985 году издательство «Мариетти» согласилось ее напечатать.
В те годы в Италии в издательском сообществе и среди интеллектуалов еще было сильно влияние марксизма, связанное, прежде всего, с туринским издательством «Эйнауди» и с самой влиятельной в Западной Европе компартией. Это было затяжной реакцией на фашистский режим. Моя фантазия романиста, больше склонного к эпике, чем к воцарившемуся в итальянской прозе реализму, воспринималась как проявление противоположного политического течения. Благодаря силе, которой наделено лишь поэтическое воображение, в какой-то степени роман стал предвестником падения советского строя.