Жаль. Очень многое теряет свое значение, если исключить одно. Наши отношения были прекрасны. Они дарили тепло и легкость.
Должен принять это. Быть может, лучше, если мы несколько дней не будем видеться. Быть может.
А быть может, это уже не имеет значения.
Первый вариант второй книги* готов. В июне умерла сестра Петер, Эдит. Наташа два месяца была в Европе. Мой отец поправился на девятнадцать фунтов, собирается в Швейцарию. Я сам бывал пьян чаще, чем мне хотелось бы, но работал. Каждая книга около пятисот-шестисот рукописных страниц.
В начале июля прошло новое слушание по делу о получении гражданства*. Вопросы по поводу нацизма, коммунизма, принадлежности к ним, не нарушал ли комендантский час, почему живу раздельно с Петер и по поводу Марлен. В свои сорок девять лет я должен отвечать на подобные вопросы.
Надеюсь, Петер в какой-то мере довольна.
Жаркие дни. Влажно, душно. Плохо сплю. Хочется в Европу.
Наташа провела почти неделю в Фэрфилде.
Едва закончил рукопись*, как всплыли налоговые дела сорок пятого года. Никакого покоя.
Вечер с Тойбергами. Уже несколько месяцев часто встречаюсь с ними. Впервые после войны пил в Нью-Йорке пильзенское пиво. Не такое вкусное, как ожидал. Типично, так, видимо, со всем. Ничто не может быть таким, как прежде. Не только мы, но и оно изменилось.
Два вечера с Наташей. Свободно, легко, без напряжения.
Читал Гете. «Сладкая жизнь — радостная привычка существования и деятельности». (Эгмонт.) Теплые дни. После полудня встреча с Флориссантом Шиндлером, карликом с окладистой бородой, из Женевы, время продавать золото*. В гостях.