по-настоящему
все
у меня были дурные мысли…
завершить
не могу.
почти
почти,
только за искушение.
И. Т.
Так пока живу я в Париже – одиноко, случайно, в воздухе. Надя еще украшает мою жизнь. Я очень довольна, что она со мной, но жду по этому поводу грозного письма от Сережи, хотя он еще пока не знает.
Ты в первый раз так любезно приглашаешь меня в «Весы». Благодарю и ценю очень, поверь мне. Но писать при всех этих условиях, писать, как я хочу, – еще не могу. Живем в отеле в одной комнате, а мне так нужно одиночество. Дни куда-то падают, исчезают без следа. Париж меня пленяет бесконечно, жить бы в ином городе (если, впрочем, нет возможности ехать куда-то еще дальше) – я бы не хотела. В Москву, в Россию не вернусь. Очень овладеваю языком, учусь. Не делаю ничего дурного, если ты не ставишь мне в счет Robert-а. Но это уже стало таким привычным, и он меня так по-настоящему, по-детски нежно любит, что оттолкнуть его без жалости не имела бы силы. В любви со мной, ко мне он повторяет меня в любви к тебе. Рыдает на каждой улице, все бульвары и знакомые кабарэ залиты его слезами, так же безумен и не умеренен в требованиях. И… так же всегда обижен, как, бывало, я…
очень,
В Москву, в Россию не вернусь.
ничего
в любви к тебе.
Зверочек, люблю тебя очень. Но душа расшаталась и устала. Хотела бы говорить с тобой, смотреть в глаза, целовать нежно после долгой разлуки. Но что этот момент когда-то настанет – почти не верю. Ответь мне скоро. Я жду твоих писем, твоя нежность дает мне жизнь и воскресение. Никогда не забываю тебя. Никогда! Верь мне – я не люблю теперь ложь. И не думай, что у меня душа «темная и страшная». Ты ее знаешь, она твоя всегда и везде – и в дурном, и в хорошем, и в красивом, и в отвратительном, – равно. Ответь! Целую твои руки, люблю тебя бесконечно…
Никогда
Брюсов – Нине.
Брюсов – Нине
11/24 декабря 1908 г. Москва.