Родзянко лишь похохатывал: «Да кто нас здесь пустит в бизнес, Александр Иванович? Сотрут в порошок... Крупное предприятие невозможно, а по малости не хочу мараться; думаю, хватит мелочишки, чтобы доскрипеть... Устал я ото всего, друг мой... И от окружающих устал, и от себя».
Пуатье, его давний друг — приезжал гостить в Россию, — посоветовал:
— Купите два-три дома, оборудуйте под отели — самое надежное вложение капитала.
— А самому сидеть за конторкой и выдавать ключи клиентам? — поинтересовался Гучков, побледнев от обиды.
...Когда британские друзья предложили вложить капитал в концессии, которые намеревались брать в нэповской России, Гучков ответил не сразу. Вернувшись домой, в который уже раз перечитал давешнее письмо от бывшего военного министра генерала Поливанова; засим ответил Лондону отказом.
— Почему? — спросили его. — Не верите прочности новой линии Ленина?
Гучков ответил с болью, превозмогая себя (лгать не любил, считая это нерациональным):
— Если Кремль узнает, что я состою с вами в паях, — откажет. Я ведь здесь — Гучков, там я — «враг трудового народа».
Англичане вежливо пошутили:
— Здесь вы «Хучкоу», мы не умеем выговаривать русские фамилии.
То и дело возвращался мыслью к поливановскому письму; порою, когда становилось скучно, читал о себе статьи в московской прессе: «вампир-капиталист», «ожиревший буржуа, ставленник Антанты»; просматривал газеты крайне правых эмигрантов: «наемник большевиков, губитель монархии, продажный франк-масон»; милюковский «Руль» исключил его фамилию из упоминаемых, будто его вообще не было; «Меньшевистский Вестник» социал-демократов писал о нем с долей брезгливости, навешивая идиотские обвинения в участии в «Ложе востока», тоже намекая на масонство, а эсеры кляли «буржуазной непоследовательностью»... Сплошной сумбур, клоака; трещат что сороки, хоть бы кто подумал о реальной программе на будущее.
...На деловые контакты с немецкими промышленниками решился тогда лишь, когда понял, что те всерьез завязываются на экономический блок с нэповской Россией: может, через них удастся помочь несчастному народу, инкогнито, конечно; хоть после смерти узнают; глядишь, помянет кто добрым словом. Впрочем, не помянут, у нас это не принято; не забыли б вовсе — и то слава Богу.
Начал консультировать Круппа и банки; когда отказался брать за это плату, партнеры жестко заметили:
— Именно российские евреи утверждают, что «опасно давать бесплатные советы», господин Гучкофф... Деньги дисциплинируют обе стороны: и тех, кто платит, и тех, кто получает, — в случае чего сохраняется возможность вчинить иск...