— Зачем же пугаете: «мы старый мир разрушим до основанья»?

— Основанье — это форма собственности. Культура здесь ни при чем. Разрушать культуру прошлого могут вандалы, мы же исповедуем интеллигентность, как проявление духа человеческого.

— Вы — допустим. Но ведь вас — мало. «Вас» — я имею в виду Дзержинских.

«Лихо он меня подвел к разговору, — спохватился Дзержинский, — ай да поручик!»

Турчанинов, видимо, понял собеседника — поморщился:

— Феликс Эдмундович, я вас не ловлю. А сведения о вас доставляет, в частности, — он понизил голос, чуть подавшись вперед, — Цадер, друг Пилсудского и Гемборека; как-никак вместе в тюрьме сидели. Это — аванс, Феликс Эдмундович, я вам государственную тайну открыл, меня за это должны упрятать в Шлиссельбург...

— Вы получили разрешение столоначальника на то, чтобы открыть? — спросил Дзержинский.

— Странно мне слышать эдакое от вас, Феликс Эдмундович, — задумчиво ответил Турчанинов и повторил, вздохнув: — Странно. Кто из столоначальников даст такого рода разрешение? Кто рискнет? Кто осмелится разрешить мне открыть имя подметки?

— Чье имя?

— «Подметка» — так мы называем провокаторов. Цадер — «подметка».

— Кто еще?

— Среди социал-демократов, по моим неполным, естественно, данным, работает девять провокаторов. В ППС — около двух десятков.

— Фамилии помните?

— Клички знаю. Фамилии никому не известны, кроме тех, кто ведет.

— Сможете узнать?

— Позвольте ответить вопросом на вопрос — для чего?

— Чтобы открыть мне.

— Убеждены, что выйдете из тюрьмы?