— И сразу же разочаруетесь. Ведь я художественную литературу не держу. Не нужна она мне. Вы достанете какой-нибудь том скучнейшей справочной литературы. Правда, у меня есть очень редкие книги, хотя за стариной никогда не охочусь. Вы можете достать с полки книгу выпуска 1737 года. Для меня эта книга дорога, потому как была помощницей в работе. Ну, если вы заговорили о благоговении перед книгами, то это действительно так: ведь у меня есть еще и то, что я буду обязан кому-то завещать. Это рукописные книги членов Государственной думы. Там и Набоков, и Жордания, и Церетели. Они рукописные, написанные ими самими. Есть у меня книга, тираж которой почти весь уничтожен. А у меня она есть. Один экземпляр, правда, хранится в Ленинке, а второй — у меня. Но об этом еще никто не знает, вам об этом первому говорю.
— Глядя на это книжное сокровище, невольно возникает вопрос: когда же пробудился у вас интерес к книгам? Что подтолкнуло к этому?
— Сейчас очень многие библиофилы говорят с горькой болью о послевоенном времени, когда можно было совершенно за бесценок приобрести уникальные книги, вывезенные из библиотек усадеб, особняков, имений. Прилавки ломились от антикварного добра. Выбирай себе по душе. А душа у меня, флотского парня, была ненасытная и нараспашку. Правда, у меня еще и раньше была встреча с книгами из знаменитой библиотеки Соловецкого монастыря. Это когда я попал в школу юнг. Как-то пробрались через щель в какой-то закуток и замерли: перед нами высилась гора книг. Крыши не было и на них падал снег, шел дождь. Я взял первую попавшуюся, раскрыл и оцепенел — «Ты можешь сегодня сделать добро: не отлагай его на завтрашний день! Ты не знаешь, что родит день завтрашний. Не постигнет ли тебя в эту ночь какое бедствие! Ты не знаешь, что несет за собой день, что несет ночь…»(Инок Дорофей. Цветник. Гродно. 1687 г.).
Завороженный перелистывал я страницы, к которым прикасались пальцы бунтарей и вольнодумцев, царя и патриарха.
Никому в голову тогда не пришла мысль сказать нам, пацанам-юнгам, давайте, братцы, сохраним это все. Было другое время, шла война, и нас готовили к ней. И еще не раз, когда я уже всерьез занялся изучением Севера для своей первой книги, я вспоминал первую встречу с великими книгами монастыря.
— Вы сказали, что работая над первой книгой «Океанский патруль», основательно изучили Север. Не могли бы немного подробнее рассказать об этом процессе?
— В нашем представлении Север — это безмолвие, лед, океан, скалы. Мне тоже так казалось вначале. И вдруг я открыл для себя удивительный мир! Оказывается русские люди издавна жили в этих краях, у них была своя история, трагическая, увлекательная, смешная. Люди создавали уют на голых скалах, строили монастыри. Там текла духовная жизнь, туда стекались древние рукописи. Там люди не жили в отрыве от своей страны. И естественно, что от изучения Русского Севера я обратился к общей истории. И пока я занимался этим, я терзался, что же буду писать? Ну, вышел первый роман, а что же дальше? Услышал по радио выступление писателя Сергея Смирнова, который открыл нам героев Брестской крепости. Слушаю и думаю, откуда же мне это все так близко знакомо? Я ведь, кажется, встречал когда-то таких же людей. И вспомнил. Нечто подобное произошло летом 1877 года в крепости Баязет. Там было еще хуже — не было воды. Люди взрезали животы умерших лошадей, чтобы добыть хоть каплю влаги. Вот так и родился мой первый исторический роман. С него я начал свою литературную биографию.