Князь заметил милый, ласковый взгляд Веры Лебедевой, тоже торопившейся пробраться к нему сквозь толпу. Мимо всех, он протянул руку ей первой; она вспыхнула от удовольствия и пожелала ему «счастливой жизни с этого самого дня». Затем стремглав побежала на кухню; там она готовила закуску; но и до прихода князя, – только что на минуту могла оторваться от дела, – являлась на террасу и изо всех сил слушала горячие споры о самых отвлеченных и странных для нее вещах, не умолкавших между подпившими гостями. Младшая сестра ее, разевавшая рот, заснула в следующей комнате, на сундуке, но мальчик, сын Лебедева, стоял подле Коли и Ипполита, и один вид его одушевленного лица показывал, что он готов простоять здесь на одном месте, наслаждаясь и слушая, хоть еще часов десять сряду.

– Я вас особенно ждал и ужасно рад, что вы пришли такой счастливый, – проговорил Ипполит, когда князь, тотчас после Веры, подошел пожать ему руку.

– А почему вы знаете, что я «такой счастливый»?

– По лицу видно. Поздоровайтесь с господами и присядьте к нам сюда поскорее. Я особенно вас ждал, – прибавил он, значительно напирая на то, что он ждал. На замечание князя: не повредило бы ему так поздно сидеть? – он отвечал, что сам себе удивляется, как это он три дня назад умереть хотел, и что никогда он не чувствовал себя лучше, как в этот вечер.

Бурдовский вскочил и пробормотал, что он «так…», что он с Ипполитом «сопровождал», и что тоже рад; что в письме он «написал вздор», а теперь «рад просто…». Не договорив, он крепко сжал руку князя и сел на стул.

После всех князь подошел и к Евгению Павловичу. Тот тотчас же взял его под руку.

– Мне вам только два слова сказать, – прошептал он вполголоса, – и по чрезвычайно важному обстоятельству; отойдемте на минуту.

– Два слова, – прошептал другой голос в другое ухо князя, и другая рука взяла его с другой стороны под руку. Князь с удивлением заметил страшно взъерошенную, раскрасневшуюся, подмигивающую и смеющуюся фигуру, в которой в ту же минуту узнал Фердыщенка, бог знает откуда взявшегося.

– Фердыщенка помните? – спросил тот.

– Откуда вы взялись? – вскричал князь.

– Он раскаивается! – вскричал подбежавший Келлер. – Он спрятался, он не хотел к вам выходить, он там в углу спрятался, он раскаивается, князь, он чувствует себя виноватым.

– Да в чем же, в чем же?

– Это я его встретил, князь, я его сейчас встретил и привел; это редкий из моих друзей; но он раскаивается.

– Очень рад, господа; ступайте, садитесь туда ко всем, я сейчас приду, – отделался наконец князь, торопясь к Евгению Павловичу.