– Если так, ангел мой, то ведь, как хочешь, воля твоя, он там ждет один; не намекнуть ли ему, деликатно, чтоб он уходил?

Генерал, в свою очередь, мигнул Лизавете Прокофьевне.

– Нет, нет, это уж лишнее; особенно если «деликатно»: выйдите к нему сами; я выйду потом, сейчас. Я хочу у этого… молодого человека извинения попросить, потому что я его обидела.

– И очень обидела, – серьезно подтвердил Иван Федорович.

– Ну, так… оставайтесь лучше вы все здесь, а я пойду сначала одна, вы же сейчас за мной, в ту же секунду приходите; так лучше.

Она уже дошла до дверей, но вдруг воротилась.

– Я рассмеюсь! Я умру со смеху! – печально сообщила она.

Но в ту же секунду повернулась и побежала к князю.

– Ну, что ж это такое? Как ты думаешь? – наскоро проговорил Иван Федорович.

– Боюсь и выговорить, – так же наскоро ответила Лизавета Прокофьевна, – а, по-моему, ясно.

– И по-моему, ясно. Ясно как день. Любит.

– Мало того, что любит, влюблена! – отозвалась Александра Ивановна. – Только в кого бы, кажется?

– Благослови ее бог, коли ее такая судьба! – набожно перекрестилась Лизавета Прокофьевна.

– Судьба, значит, – подтвердил генерал, – и от судьбы не уйдешь!

И все пошли в гостиную, а там опять ждал сюрприз.

Аглая не только не расхохоталась, подойдя к князю, как опасалась того, но даже чуть не с робостью сказала ему:

– Простите глупую, дурную, избалованную девушку (она взяла его за руку) и будьте уверены, что все мы безмерно вас уважаем. А если я осмелилась обратить в насмешку ваше прекрасное… доброе простодушие, то простите меня как ребенка за шалость; простите, что я настаивала на нелепости, которая, конечно, не может иметь ни малейших последствий…

Последние слова Аглая выговорила с особенным ударением.

Отец, мать и сестры, все поспели в гостиную, чтобы всё это видеть и выслушать, и всех поразила «нелепость, которая не может иметь ни малейших последствий», а еще более серьезное настроение Аглаи, с каким она высказалась об этой нелепости. Все переглянулись вопросительно; но князь, кажется, не понял этих слов и был на высшей степени счастья.

– Зачем вы так говорите, – бормотал он, – зачем вы… просите… прощения…