Когда она почувствовала, что готова, Элис сняла колпачок с ручки и вывела заглавие своей рукописи на обложке каждой тетради поверх иллюстраций цветов. Она сложила их на коленях и перевязала тесемкой. Она собрала их в одну стопку с папкой писем и положила в костер. Взяв огненные цветы и достав из кармана спички, Элис на миг замерла. Она выждала немного, чтобы собраться.
Сияние поднялось на фоне океана. Элис смотрела, как в костре занялись и вспыхнули цветы, как темнели и обугливались края писем Дилана, как раскалялись ее тетради. Она не сводила глаз со слов, написанных на обложках, пока они не стали неразличимы:
Через некоторое время она подошла к садовому креслу и села, бережно взяв Словарь Торнфилда в руки. Пип разлеглась у ее ног. Элис сделала глубокий вдох, наполненный солью, дымом и цветами, и посмотрела на язычки пламени. На изменения их оттенков. На их трансформации. Ее прекрасная мать, в саду, навсегда. Элис положила руку на медальон с пустынным горошком и ожерелье из ининти.
Пришедшее к ней воспоминание было ясным и свободным: она сидела за письменным столом у окна обшитого сайдингом дома, стоявшего в конце узкой дороги, и грезила о различных способах поджечь своего отца.
Ее сердце билось медленно.