– Почему?

– Потому что вовсе не важно, мой она ребенок или нет.

Закрыв рот, я смотрел на Мэнсики. Стоило ему качнуть головой, и его густая белая шевелюра колыхнулась, как от дуновенья ветра. Затем он спокойно продолжил, словно объяснял смышленой собаке спряжение простых глаголов.

– Конечно же, вовсе не значит, что мне все равно. Но я не собираюсь доискиваться истины. Возможно, Мариэ Акигава – моя родная дочь. А может, и нет. Однако допустим, я выясню, что она моя дочь, – и что же мне делать с этим знанием дальше? Представиться ей – мол, я твой настоящий папа? Потребовать, чтобы мне ее отдали на воспитание? Так поступить я не смогу.

Мэнсики еще раз слегка покачал головой.

– Мариэ Акигава теперь мирно живет в том доме вместе с отцом и тетушкой. Мать ее умерла, но даже после этого в семье все шло сравнительно неплохо – ну, если не брать в расчет некоторые затруднения в делах ее отца. Девочка привыкла к тете, там у нее складывается своя жизнь. И вдруг появляюсь я и представляюсь ее родным отцом. Пусть эта истина будет подтверждена научно – что это решит? Истина лишь посеет смятение, и в результате все окажутся несчастны. Я сам, разумеется, тоже.

– Получается, чем выяснять истину, вы предпочитаете оставить все как есть?

Мэнсики развел руками.

– Попросту говоря, да, и к такому решению я пришел не сразу. Но теперь я уверен в своих чувствах. Я буду жить дальше, сознавая, что Мариэ Акигава – возможно, моя дочь, не более того. Буду наблюдать, как она взрослеет, издали – мне этого достаточно. Даже если, например, я узнаю, что она моя родная дочь, счастья мне это не прибавит – боль от ее утраты лишь станет острее. А если Мариэ не дочь мне, мое разочарование будет глубоким – но уже в другом смысле. Быть может, мое сердце окажется разбито. Как ни поверни, счастья не будет. Понимаете, что я хочу этим сказать?

– Мне кажется – да, теоретически. Но будь на вашем месте я сам, пожалуй, мне бы хотелось узнать истину. Ведь это нормальное человеческое желание – знать правду.

Мэнсики улыбнулся.

– Это потому что вы пока еще молоды. Доживете до моих лет – надеюсь, поймете мои нынешние чувства. Насколько глубокое одиночество порой приносит человеку истина.

– Значит, вам нужно лишь одно – не знать истину, единственную и неповторимую, а повесить на стену портрет девочки и, глядя на него изо дня в день, обдумывать возможности? Вы уверены, что этого хватит?

Мэнсики кивнул.

– Да, непоколебимой истине я предпочитаю возможную толику сомнения. И мой выбор – довериться этим сомнениям. Вы считаете это неестественным?