Как я уже говорила, я привыкла к тому, что, куда бы ни пошла, во взглядах людей всюду сквозило отвращение, а иногда и осуждение. Но никто из людей прежде не изучал меня с таким неподдельным интересом, как эта девушка. Почти всю жизнь я старалась раствориться в толпе, смешаться с ней, что всегда было нелегко; моя же странная преследовательница будто содрала одеяло с кровати, оставила меня в одном белье дрожать от холода и стыда у всех на виду.

Однажды вечером по пути домой я вновь услышала за спиной знакомый топот тяжелых ботинок. Я не выдержала и развернулась к ней:

– Ты что, следишь за мной?

– Что, прости? – спросила она, вынимая из ушей крохотные белые наушники. – Я тебя не расслышала.

Я никогда раньше не слышала ее голоса. Ожидала хрупкий, писклявый голосок и не была готова к уверенному, ровному тону.

– Ты следишь за мной? – повторила я не так смело, как в первый раз.

– Сли-и-ижу за тобой? – ухмыльнулась она. – Вообще не знаю, о чем ты.

И она прошмыгнула мимо и беззаботно зашагала по тротуару, изредка перепрыгивая через корни деревьев, что пробивались сквозь асфальт.

Тогда, наблюдая за тем, как она уходит прочь, я еще не знала, кем эта девушка окажется – посланницей из другого мира, прибывшей для того, чтобы пробудить меня ото сна.

* * *

Когда я думаю о своей прежней жизни, я представляю ее небольшой диорамой в обувной коробке: улицы, парки, авеню и я – черное пятно посередине. В течение многих лет моя ежедневная деятельность оставалась в рамках пяти кварталов: квартира-кофейня-собрания «Худого дозора», квартира-кофейня-собрания и далее по списку. Моя жизнь не отличалась разнообразием, но и я не хотела ничего менять. Тогда я видела себя лишь наброском и ждала, когда яркие краски сами заполнят холст моей жизни.

Кому-то со стороны, да той же преследовательнице, я могла показаться несчастной, но это, конечно же, лишь взгляд со стороны. Каждый день я принимала по тридцать миллиграммов антидепрессанта Y. Я начала принимать Y еще с выпускного года в колледже. И все из-за парня. Спустя пару недель после рождественских каникул мое сознание провалилось в глубокую, темную бездну. Целыми днями я просиживала в библиотеке и притворялась, что занимаюсь. Библиотека находилась на седьмом этаже; в какой-то день я стояла напротив раскрытого окна и воображала, как брошусь вниз, приземлюсь в мягкий, белоснежный сугроб, где будет не так больно. Меня заметила библиотекарша – оказалось, что я плакала, – и позвонила врачу в студенческую больницу. После того случая антидепрессанты стали неотъемлемой частью моей жизни. Моя мама прилетела в Вермонт. Они с доктором Уиллоуби (стариканом с седыми волосами, серым лицом, серыми передними зубами и такими же серыми стеклами в очках) решили, что лучше всего для меня будет постоянно консультироваться у психотерапевта и начать принимать Y. Лекарство забрало уныние, а взамен оставило что-то другое. Нет, не счастье, а скорее постоянный низкий гул в голове, этакий «серый шум», от которого нельзя было избавиться.