Расположение французской армии на 12 октября 1805 г.

В своем письме Мюрату от 12 октября император говорил: «Если неприятель будет оставаться на своих позициях и будет готовиться к битве, я желаю дать ее не завтра, а послезавтра, чтобы маршал Сульт и его 30 тыс. человек обошли правое крыло неприятеля и сделали успех верным и решительным… Помните, что это не стычка, это даже не атака вражеской колонны на марше, а битва с армией, которая может быть более многочисленна, чем Вы думаете о ней. От успеха этого сражения зависит многое. Я буду находиться там лично»[392].

Однако, концентрируя войска на правом берегу Дуная западнее Ульма, Наполеон понимал, что в этих условиях невозможно пренебрегать левым берегом, и потому приказал Мюрату поддерживать связь с «отрядом у Альбека» (то есть Дюпоном и Барагэ д’Илье), навести новые мосты – словом, сделать все возможное, чтобы обезопасить маневры французской армии и здесь.

Но распоряжения императора относительно левого берега остались без внимания. Дивизии Дюпона и Барагэ д’Илье были отведены назад, открыв тем самым для австрийцев дорогу на Нордлинген вдоль Дуная. В это время французский полководец находился в Аугсбурге, откуда он руководил общим ходом операции.

В ночь с 12-го на 13-е маршал Ланн адресует Мюрату письмо, в котором ясно указывает на допущенную ошибку: «…Вражеская армия находится на левом берегу Дуная, силы неприятеля на правом берегу малозначительны. Все, кажется, подтверждает, что противник собирается отступать во Франконию [в северо-восточном направлении. – Примеч. авт.], и я не сомневаюсь, что он начнет движение этой ночью. Я надеюсь, Монсеньер, что Вы, без сомнения, посчитаете необходимым прийти на помощь дивизии Дюпона и перевести значительную часть Ваших сил на левый берег Дуная…»[393] Однако Мюрат упорствовал в решении оставить свои войска на правом берегу. «Несмотря на то что бой, данный позавчера генералом Дюпоном, открыл нашу слабость на левом берегу… я не разделяю мнение маршала Ланна…»[394] – написал он Наполеону.

Зато с мнением Ланна полностью согласился император, прискакавший 13 октября утром из Аугсбурга в Гюнцбург. Он был поражен расхлябанностью, воцарившейся в его отсутствие. «…От Гюнцбурга до Пфаффенгофена армия предстала перед ним в страшном беспорядке. Разбитые грязные дороги были усеяны завязшими эльзасскими телегами… и павшими лошадьми… Справа и слева наши солдаты ходили по полям в поисках пропитания, другие охотились в этих полных дичи равнинах. По их беспрерывным выстрелам и свисту пуль можно было подумать, что находишься на аванпостах, а нужно сказать, что опасность здесь была не меньшая»[395], – рассказывал Филипп де Сегюр.