Демонстрации на тылах и туман, окутывавший поле сражения, позволили эрцгерцогу днем 1 ноября незаметно сняться с позиции и начать отступление. На редутах был оставлен только арьергард под командованием генерал-майора Фримона из четырех батальонов и 12 эскадронов. Ночью австрийцы развели множество огней, поддерживая впечатление, что на позициях находится вся армия. Только на следующий день, 2 ноября, разобравшись с Геллингером, Массена отдал распоряжение о преследовании австрийцев.

На этом пятидневная операция у Кальдиеро завершилась. Ее результаты трудно охарактеризовать одной фразой. Обе стороны приписывали себе победу. Австрийцы потому, что они удержали основную позицию. Французы потому, что эрцгерцог в конечном итоге отступил. В рядах французской армии некоторые считали, что Массена дал бесполезное сражение. Сам Наполеон был не особенно доволен его результатами. 13 ноября он написал своему брату Жозефу: «Будет неплохо, если вы через общих друзей сообщите ему, что я не слишком-то доволен. Разумеется, речь идет не о доблести, но о его военных дарованиях»[689].

С другой стороны, нельзя не заметить, что эрцгерцог действовал крайне пассивно. Имея полуторакратное превосходство, он не осмелился контратаковать со всеми своими силами, а бросал в бой лишь отдельные отряды. У него были все шансы добиться настоящей победы, но он их не реализовал.

Французская армия сражалась с отчаянной отвагой, а ее главнокомандующий действовал по-настоящему дерзко и даже рискованно. Он не добился блестящей победы, но и не проиграл, а самое главное, он убедил и своих солдат, и солдат неприятеля в моральном превосходстве французов, что очень важно. Ведь война – это не только пространственные и численные соотношения, но, прежде всего, моральные факторы, которые пронизывают ее насквозь. В своей знаменитой книге «О войне» в главе «Смелость» Клаузевиц, словно говоря о действиях Массена, написал: «…То, что упорядочивается в массе порядком службы, вошедшим в плоть и кровь, то у вождя должно упорядочивать размышления, и здесь смелость отдельного поступка может легко превратиться в ошибку. Но все же это будет красивая ошибка, на которую нельзя смотреть теми же глазами, как на всякую другую ошибку. Благо той армии, в которой часто проявляется несвоевременная отвага, – это буйная растительность, она – признак могучей почвы. Даже безрассудную смелость, то есть смелость бесцельную, нельзя ценить низко; в основе своей она является той же душевной силой, только проявляющейся в виде особого рода страсти…»[690]