Тем временем шум и гам все приближались: угрозы смертью и яростный рев доносились уже из караульного зала, запертые двери подались под напором извне, и в комнату хлынули несметные толпы народа, словно морские волны, гонимые бурей. Национальные гвардейцы загородили тогда королеву с детьми массивным столом и стали сами по обеим сторонам для их защиты.
Только эта ничтожная преграда отделяла Марию Антуанетту от врагов, которые направили на нее свое оружие. Но к королеве вернулось уже все ее самообладание, и она приняла свою гордую осанку. Эта женщина стояла, выпрямив стан, с правой стороны к ней прижималась испуганная дочь, слева — дофин, с удивлением смотревший во все глаза на врывающийся народ. Позади королевы стояли княгини Ламбаль и Тарант, а также де Турзель.
Королева не потупляла взора, он был твердо устремлен на кричавших и ревущих бунтовщиков, но, когда к ней приблизился человек с окровавленным сердцем на острие пики, тогда ее ресницы дрогнули, а щеки покрылись смертельной бледностью, потому что она узнала в нем сапожника Симона. Ужасное предчувствие подсказывало королеве, что этот злодей, вечно появлявшийся пред нею, как демон ненависти, когда ее жизни грозила опасность, готовит ей беду и горе также в будущем.
В это время издали послышались все приближавшиеся крики:
— Да здравствует Сантерр! Да здравствует Сент-Антуан-ское предместье! Да здравствуют санкюлоты[21].
Затем во главе толпы полуобнаженных молодцов в комнату ворвался пивовар Сантерр в фантастическом одеянии аб-руццского разбойника, с кинжалом и пистолетами за поясом, в широкополой шляпе с красными перьями, надетой набекрень на его темно-русых волосах, которые развевались наподобие львиной гривы по обеим сторонам свирепого лица.
Мария Антуанетта подняла дофина, посадила его пред собою на стол и шепнула ему, чтобы он не плакал, не пугался. И доверчивый ребенок с улыбкой стал целовать руки матери.
Тут подскочила к столу пьяная женщина. Швырнув на него красный колпак, она, под угрозой смерти, приказала королеве надеть его на себя. Мария Антуанетта обвила обеими руками дофина и спокойно обратилась к стоявшему возле нее генералу фон Виттенгофену:
— Наденьте на меня колпак!
Женщины радостно заревели, когда генерал, бледный от бешенства, трепетавший от горя, исполнил приказание королевы и надел красный колпак на ее волосы, поседевшие от скорби в одну ночь.
Однако минуту спустя Витгенгофен снял этот головной убор с королевы и положил его на стол. Со всех сторон тотчас раздался повелительный крик:
— Красный колпак дофину! Трехцветную ленту маленькому Вето!