— Нет, Отто, чтобы спуститься здесь, надо быть полным идиотом, быстрее умереть разорванным берёзами, чем валяться с переломанным хребтом на дне оврага и ждать, когда тебя растерзают волки или мучительно долго будут жрать лесные муравьи. Пошли, а то мы тут на гребне слишком хорошие мишени для того проклятого лучника, лучше осмотрим кусты… Точно, вон и остатки ремня, которым я скрутил пленнику руки, значит, туда побежали, хотя вряд ли они где-то отсиживаются, скорее уже далеко, страх заставляет бежать быстрее ветра…

Только когда голоса и шаги наверху стихли, до Рарога дошло, что мужи говорили на франкском.

Зеленоглазая спасительница снова повела его по дну оврага, ступая так осторожно, что под её ногой ни разу не хрустнула сухая ветка. «Вот у кого моим изведывателям учиться по лесу ходить», — подумал князь, любуясь ладным телом и мягкими движениями Ефанды. Чем дальше они шли, тем сильнее становилась некая невидимая, но прочная связь то ли двух тел, то ли двух душ, а скорее того и другого вместе. Совсем неожиданно они вышли на небольшой зелёный островок, который изумрудно-солнечным лоскутком лежал среди густых зарослей и высоких деревьев. Стены оврага здесь были почти отвесными, а каменистый островок, занесённый илом, чуть возвышался над мрачным и сырым дном. Далее овраг снова сужался и становился ещё угрюмее, дыша вечной сыростью.

Рарог с Ефандой взошли на островок и упали без сил на тёплую нагретую солнцем траву. Ворожея, отдавшая все силы спасению любимого человека, оказавшись наконец в безопасности, почувствовала, что мир поплыл куда-то вниз и в сторону, и она проваливается в мягкую пустоту. Рарог тоже лежал недвижно, он смертельно устал. Глаза были закрыты, но связь, возникшая меж ними во время бегства, а может, и ранее, ещё тогда, при первой встрече, — эта связь стала настолько прочной и осязаемой, что даже с закрытыми очами он ясно ощущал её.

— Скажи, Ефанда, кто ты теперь мне? Когда воин спасает воина, они становятся побратимами, а мы? — Девушка молчала. Рарог медленно приподнялся на локтях и, придвинувшись, бережно провёл крепкой дланью по белым волосам. Потом так же нежно прикоснулся своими распухшими устами к её устам. Ефанда чуть заметно вздрогнула и медленно открыла свои изумрудные очи.

— Ты жив, сокол мой! — молвила она и прижалась щекой к его сильной груди. Они надолго замерли так, не говоря друг другу ни слова, купаясь в благостном потоке счастливого единения.

— Чудно, право, колдунья моя, — тихо проговорил Рарог, теснее привлекая девушку, — у меня ещё никогда в жизни не было ничего подобного. Я ощущаю нас двоих, как одно целое. Может, я затем и попал в эту вражью ловушку, а ты вырвала меня из цепких объятий самой Мары, чтобы мы наконец оказались вместе? Быть с тобой рядом, просто касаться тебя… во мне живёт какая-то необычайная радость и счастье…