В стенах оказались зашиты толстые металлические балки. Клепки размером с яйцо. У меня горло схватывает от восторга, это же сокровище, реликвия! И опять этот диалог имени гипсокартона:

– Вы с ума сошли?

– Да это вы с ума сошли?

Вскрыли все полы, а там бревна лежат поперек железных балок, промежутки песком пересыпаны. Дима копал палочкой, клада нет. Судя по тому, что строители до сих пор ходят на работу, они тоже ничего не нашли.

Дом раньше был зданием Энергетического института. Тут располагались классы. В Великую Отечественную расположился госпиталь. В квартире остались отметины на паркете от кроватных ножек. Потом здесь разместились лаборатории Бауманского университета. В 50-х годах дом решили поделить между профессорским составом, распилить его на квадратные метры. Судя по тому, что в доме нет ни одной одинаковой квартиры, можно представить тот суетный день, который случился в этом здании однажды в 50-х. Когда профессора или их жены, тещи, которые будут покрепче и покруче своих полоумных физиков, делили площадь быстро и спешно. Стены в нашем доме стоят прямо на паркете – вот так люди торопились. В домах есть тамбуры на три входных двери. Справа, посередине и слева. Обычное явление. А в нашем доме на одном этаже есть такой тамбур, где дверей три, но квартир две. Дверь посередине – это одна квартира. А двери слева и справа – это входы в другую квартиру. Квартиру посередине хотят продать, но никак уже много лет. Потому что вход в нее по документам через другую квартиру. Ловушка! По тамбуру из правой двери в левую ходит женщина с полотенцем на голове, в руках кастрюлька с борщом. Потому что с одной стороны тамбура у нее кухня и комната, а с другой санузел и другие комнаты. Когда площадь делили, время было советское, дом принадлежал одному ведомству, соседи дружили – «ну что мы, не договоримся между собой?» – никому в голову не приходила продажа, приватизация, ипотека… А сейчас все не так. И люди другие. Соседи, которые держат квартиру в ловушке, готовы купить жилплощадь посередине за мизерные деньги. А не хотите продавать – так и сидите в заложниках, нам и так нормально. Вы с ума сошли? Да это вы с ума сошли…

Я когда прихожу посмотреть на ремонт, смотрю на эти балки, клепки, кирпичи, и сразу понятно, что можно купить квартиру, даже прописаться в ней, оформить все документы, поставить печати в паспорт, и в любой милиции вам скажут, что да, живут по такому-то адресу такие-то, зарегистрированы и являются владельцами. Все это можно. Но жил когда-то вот этот Воронин, который проклинал того Герасимова за железную дорогу, лежали здесь легко и тяжелораненые, и кто-то вышел на своих ногах, а кого-то увезли, чтобы закопать, бегали тут жены профессоров и кричали «да он уже тридцать лет на кафедре, ему полагается!», а теперь мы стоим с мобильными телефонами и спорим со строителями про гипсокартон. Вы с ума сошли? Да это вы с ума сошли… И во все времена дела и заботы были важными. Переживал Воронин, писали письма раненые, ругались профессорские жены. А сейчас оно все смотрит на нас такое голое, ободранное, кирпичи эти с клеймами, балки, бревна, гвозди толщиной с большой палец. Смотрят на нас и говорят: вы кто вообще? Что происходит? Вы откуда пришли? Какая ипотека? Вы с ума сошли? Да это вы с ума сошли… Сто пять метров, три восемьдесят потолки. Можно купить. Обладать – нет.