Барский дом немыслим был без прислуги. У Пушкиных были четыре горничных, две няни, две кормилицы, мужская прислуга¹²⁷⁰.

Невзирая на безденежье, Пушкину пришлось в 1836 г. потратить более 4000 рублей на новый экипаж¹²⁷¹. Сёстры Гончаровы выписали из имения Гончаровых породистых лошадей.

В начале лета 1834 г. мать Пушкина писала, что её невестка «хочет взять дачу на Чёрной речке, ехать же подалее, как желал бы её Муж, она не хочет»¹²⁷². Плата за дачу зависела от того, сколь далеко она находилась от города. Пушкин настаивал на том, чтобы нанять дачу подешевле. Но Натали не послушала его. В 1835 г. семья сняла дачу на Чёрной речке. Год спустя жена приискала и дачу на Каменном острове, где селилась аристократия. А.Н. Вульф писала матери из Петербурга, что Наталья Пушкина «на будущие барыши наняла дачу на Каменном острове вдвое дороже прошлогоднего». В ожидании прибавления семейства Пушкины заняли два двухэтажных домика с полутора десятками комнат¹²⁷³.

Образ жизни Пушкиных вызывал зависть и осуждение в свете. Говорили, что Александр и Ольга – плохие дети, так как не помогают родителям. «…Отец, – писала Ольга Сергеевна, – только и делает, что жалуется, плачет и вздыхает перед каждым встречным». В защиту поэта выступила одна Екатерина Карамзина. Сергея Львовича Пушкина сравнивали с отцом Горио. «Да, – отвечала Карамзина, – с той разницей, что Горио всё отдал своим детям, а этот один растратил всё своё добро»¹²⁷⁴. В самом деле, отец поэта умудрился промотать всё своё имущество, разорил родовые имения и в конце жизни почти впал в нищету. Однако молва осуждала не родителей, а детей. Нападкам подвергались траты и наряды Натальи Николаевны: «…возмущаются, – писала Ольга Сергеевна в ноябре 1835 г., – зачем у неё ложа в театре и зачем она так элегантна, когда родители мужа в таком тяжёлом положении, – словом, находят очень пикантным её бранить»¹²⁷⁵.

26 октября 1835 г. Пушкин с горечью пересказал Осиповой городские сплетни, касавшиеся Натали. «Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как её свёкру и свекрови есть нечего… хотя жизнь – и süsse Gewohnheit [сладкая привычка], однако в ней есть горечь, делающая её в конце концов отвратительной, а свет – мерзкая куча грязи»¹²⁷⁶. Поэт защищал жену и как глава семьи всю ответственность за финансовые трудности фамилии брал на себя. «…Натали тут ни при чём, и отвечать за неё должен я…» – так комментировал он нападки света.

Жена считала себя вправе вмешиваться в расчёты мужа с издателями. Однажды поэт условился со Смирдиным о гонораре в 50 рублей, объявив при этом, что тот должен заплатить золотом, потому что «супруга, кроме золота, не желала брать денег в руки». Когда книгоиздатель явился на Мойку, Александр Сергеевич сказал ему, что рукопись забрала к себе жена, желающая с ним говорить. Наталья Николаевна решительно потребовала за рукопись вместо 50 – 100 золотых и не желала уступить ни рубля. Муж, смеясь, пояснил Смирдину, что жене понадобилось новое бальное платье, и пообещал, что впредь сочтётся с ним¹²⁷⁷.