Папенька до сих пор еще в деревне и, может быть, еще не скоро воротится, потому что у него там было и градобитие, и холера, и совершенный неурожай, и скотский падеж, и всякого рода кары судеб. Он требует лафиту[887], в жестоком освирепении на твое пиитическое молчание пророчествует, что тебе в деревне не написать ничего, говорит, что только есть одна истинная твоя муза: это он, а без него не родиться у тебя новым стихам!
Однако пора кончить. Покуда прощай. Крепко тебя обнимаю.
Весь и вечно твой П. Киреевский.
Какой ты молодец, что нашел еще 20 стихов! Но об этом до следующего раза.
Вот адрес Петерсона, по которому письмо дойдет непременно: ее превосходительству Анне Петровне Зонтаг в Одессе, для доставления А. П. Петерсону.
Подлинный аттестат за № 2588-м получил канцелярист Николай Михайлович Языков, ноября 18-го дня, 1833 года.
Вот что ты должен написать внизу простого листа бумаги и прислать мне по первой почте, а я за то по первой же почте вышлю тебе аттестат. Кроме того, ты должен уполномочить меня заплатить шесть рублей за гербовую бумагу и рублей 10 писарям и чиновникам, вашим братьям.
Кроме этого, подчеркнутым словом ты еще должен написать лирическую трагедию в 3-х действиях под названием «Давид» и прислать мне немедленно. И вообще здесь решено, что тебе, канцеляристу, лениться не годится, а должно либо работать в деревне, либо ехать в Москву как можно скорее.
Жена тебе кланяется, а я рукоратствую. Где, где ж, где ж, где ж.
Офицерский чин, по словам Гермеса, должен тебе выйти в этом году.
Спешу на почту.
Твой Иван Киреевский.