В тот момент, когда она передала мне новорожденного Броди, я по какой-то неведомой причине отрезал половину своего сердца и стал жить с одной половиной. С суровой и твердой рейнджерской половиной. Почему? Потому что так было проще. Теперь, когда эта половина умирала, другая половина воспрянула к жизни. Та половина, в которой так долго нуждалась Энди. Которая знала, что такое любовь, и умела дарить ее, – не важно, какой ценой.

Пожалуй, я никогда еще не чувствовал себя таким живым. Тем не менее, судя по некоторым показателям, я был уже мертв. Ровная голубая линия и однотонный сигнал надо мной свидетельствовали об этом.

Я так упорно тренировался. Я посвятил свою жизнь изучению оружия и мастерству владения им. Всегда был готов прийти на помощь. Готов умереть, чтобы жили другие. Теперь, когда я лежал здесь, продырявленный пулями, и жизнь вытекала из меня, было ясно, что дело обернулось не так, как я надеялся. Это жестокий мир. Да, это несправедливо, но такова цена, которую мы платим. Я знал все это. Но, с другой стороны, как еще жить? Как на самом деле можно жить по ту сторону от спасения?

Жизнь казалась такой хорошей в те несколько секунд, которые мне оставалось прожить.

Когда девочка закончила, она поцеловала меня в голову и закрыла глаза. Моя кровь размазалась на ее щеке. Не могу передать вам, что она сказала. Не имею понятия. Этого не сохранилось у меня внутри. Только я знаю, что в ее словах было нечто особенное, зацепившее меня, словно крючком. Оно сдернуло меня из-под потолка и запихнуло обратно в мое тело. Это было как спуск на «русских горках». Весь ток, который разряжался в электродах, был жалкой свечой по сравнению с мощью тех слов, которые она прошептала мне в ухо.

Если раньше я смотрел на себя сверху вниз, то теперь видел все собственными глазами. Черно-белый экран мигал и вспыхивал. Серая пелена исчезла, и проступили цвета. Масло смешивалось с водой.

Это я запомнил.

Глава 49

Глава 49

Дорогой Бог,

спасибо тебе. Большое спасибо.

Глава 50

Глава 50

Остальное было немного расплывчатым, и вам придется простить меня, если я что-то неправильно понял. Тут приходит на ум слово «истерика»: люди кричали, некоторые смеялись, а другие плакали. Это звучало так, словно кто-то колотил по кастрюлям, или… в общем, шум был очень громким. Даже в моем контуженном ухе.

Мне хотелось сказать им, чтобы они успокоились и перестали голосить, но мои голосовые связки плохо работали. Как и глаза. Я старался вовсю, но не мог заставить их раскрыться. Потом та маленькая девочка поцеловала мое окровавленное лицо, и глаза распахнулись сами собой.