– Где моя жена, говори, жирный боров!
Улисс не способен ответить, он захлебывается кровью. Последним усилием он поворачивает голову к открытой двери палаты 117, пытаясь встретиться взглядом с Илианом.
– Что ты задумал, мерзавец? – кричит муж Натали.
Где-то звучат шаги, испуганные крики. Одна из медсестер зовет на помощь. Улисс плюется кровью, она растекается в лужу на светлом линолеуме, и он лежит, уткнувшись в нее носом.
– Ни… ничего, – бормочет он наконец. – Я… я все… все отменил… Никто… никто не умрет…
С обоих концов коридора к ним спешит целая армия медбратьев и санитаров.
Оливье не отказывает себе в удовольствии пнуть лежащего на полу человека, когда тот пытается поднять голову и позвать на помощь. Ботинок врезается Улиссу в висок. Оглушительный взрыв в голове продюсера переходит в громкий гул, и сквозь него он слышит – в непрерывном повторе, словно этот удар испортил пластинку в его мозгу, – одни и те же, одни и те же слова:
Оливье как будто успокоился, но санитары все-таки приближаются к нему с некоторой опаской.
И в этот миг продюсер чувствует на себе тяжелый взгляд. Куда более яростный, куда более страшный, чем все полученные удары. Взгляд, который распинает его.
В проем открытой двери на него смотрит Илиан.
Собрав последние силы, он приподнялся на несколько сантиметров, с трудом оторвав голову от подушки. И Улисс понимает, что Илиан все слышал, все видел. Что он понял, кем был тот лихач. Его покровитель, крестный Шарлотты, старый друг, братец.
Глаза Илиана несколько долгих мгновений прожигают Улисса до мозга костей, до самого сердца, потом, словно тот не заслужил даже этого взгляда, Илиан слегка поворачивает голову и смотрит на человека с окровавленными кулаками, стоящего в коридоре.
Илиан понял, кто избивал его убийцу. Кто отомстил за него. И находит силы улыбнуться.
А Оливье смотрит сквозь него, словно Илиан уже превратился в призрака.