— День добрый, мать, — ответил тихо путешественник и, стыдясь, снова закрыл ладонью лицо.

— Что же ты так молился, а, видимо, и поплакивал? Гм?

— Знает ли человек, откуда к нему плач и молитва приходят? Их Бог даёт, — сказал мальчик.

Марцинова покачала головой: какой умный, говорит как ксендз.

— Вы издалека? — спросила она громко.

— О! Издалека, матушка!

— И, наверно, в наш Краков?

— А куда же, мать?

— С вами, должно быть, кого-нибудь ещё?

— Господь Бог.

Марцинова по-прежнему кивала головой.

— Ой! И так ты один пришёл прямо сюда! Милый Пане Иисус! Один!

— Разное бывало, матушка, по большей части один.

— Наверняка у тебя есть рекомендация к кому-нибудь или письмо, или родственники?

— Ничего, ничего… никого… Божья опека и людское милосердие.

— Ой! Ой! Как же это, бедняжечка! — воскликнула Марцинова, хлопая в ладоши. — Господи Иисуси, издалека! Один, на человеческую милость, на Божью опеку! И не боялся так идти?

— А чего мне бояться?

— Разбойников, случайностей… Бог знает, — добавила она, крестясь, — злого духа.

— Что же с меня взяли бы разбойники? От злого духа есть крест, на злой случай — ангел-хранитель.

— Даже приятно слушать, такой разумный ребёнок… А что же думаешь делать в Кракове?