— Но одержимые не бесами, — вставил его светлость.
— Как можно, милорд! Не бесами, а благодатью небесной. Ангелы говорили их устами.
— Да… да, конечно, ангелы. — Лорд Джордж сунул руки в карманы, потом вынул их и, грызя ногти, как-то смущенно уставился на огонь. — Конечно, ангелы, не правда ли, Гашфорд?
— А вы разве в этом сомневаетесь, милорд?
— Ничуть, что вы! Сомневаться в этом, по-моему, было бы безбожно — ведь так, Гашфорд?.. Хотя среди них, — добавил милорд, не дожидаясь ответа, — были и какие-то препротивные, подозрительные личности.
— А когда вы в благородном порыве обратились к ним с пламенными словами, — начал секретарь, зорко следя за полуопущенными глазами лорда, которые от его слов постепенно стали разгораться, — когда вы им сказали, что никогда не были трусом или равнодушным человеком с вялой душонкой и поведете их вперед, хотя бы даже на смерть, когда вы упомянули, что по ту сторону шотландской границы сто двадцать тысяч человек готовы, если потребуется, в любую минуту выйти на бой за правду, когда вы воскликнули: «Долой папу и всех его гнусных приверженцев! Законы против них не будут отменены, пока у англичан есть руки и в груди бьется сердце!» — и, взмахнув руками, схватились за шпагу, вся толпа закричала: «Долой папистов!» — а вы в ответ: «Долой, даже если бы пришлось затопить землю кровью!» — и все стали бросать шапки в воздух, кричали: «Ура! Даже если земля будет в крови, долой папистов, лорд Джордж! Месть на их головы!» В эти минуты, милорд, видя и слыша все, что было, видя, как вы одним словом можете поднять народ или успокоить его, я понял, что значит величие души, и сказал себе: «Какая сила может сравниться с силой лорда Джорджа Гордона?»
— Да, вы правы, в наших руках — великая сила, великая сила! — воскликнул лорд Джордж, и глаза его засверкали. — Но скажите, дорогой Гашфорд, неужели же… я в самом деле говорил все это?
— И это и многое другое! — Секретарь поднял глаза к небу. — Ах, как вы говорили!
— И я вправду сказал им насчет ста сорока тысяч шотландцев? — допытывался лорд Джордж с явным удовлетворением. — Это было смело!
— Наше дело требует смелости. Правда всегда отважна.
— Ну, разумеется. И вера тоже. Ведь так, Гашфорд?
— Да, истинная вера смела, милорд.
— А наша вера — истинная, — подхватил лорд Джордж. Он снова беспокойно заерзал в кресле и принялся грызть ногти так ожесточенно, словно решил обгрызть их до живого мяса. — В этом никак нельзя сомневаться. Ведь вы в этом убеждены так же, как я, да, Гашфорд?
— Мне вы задаете такой вопрос, милорд! — жалобно протянул Гашфорд, придвигая свой стул ближе и кладя на стол широкую и плоскую руку. — Мне! — повторил он тем же обиженным тоном, с болезненной усмешкой обращая к лорду Гордону темные впадины глаз. — Мне, который только год назад в Шотландии, плененный магией ваших речей, отрекся от заблуждений Римской церкви и примкнул к вам, и ваша рука вовремя извлекла меня из бездны погибели!