Говоря это, он достал из кармана перочинный нож и, положив шляпу на колено, стал спарывать с нее синюю кокарду, которой щеголял весь день. При этом он мурлыкал себе под нос псалом, звучавший сегодня особенно часто на Сент-Джордж-Филдс, с кроткой грустью подчеркивая слова.

Оба его союзника переглянулись, затем уставились на него, словно недоумевая, как понимать его поведение. Наконец Хью, которого мистер Деннис всячески поощрял, подмигивая ему и подталкивая локтем, решился прервать молчание и спросил у Гашфорда, почему это он снимает кокарду.

— А потому, — подняв глаза, сказал секретарь, не то сердито, не то шутя, — потому, что носить ее, когда сидишь сложа руки, носить ее, когда спишь или удираешь от опасности, — это просто насмешка. Вот и все, приятель.

— А что же прикажете нам делать? — воскликнул Хью.

— Ничего, — Гашфорд пожал плечами. — Ничего. Когда милорда осыпали упреками и грозили ему за то, что он защищает ваши интересы, я, как человек осторожный, не требовал, чтобы вы что-то сделали. Когда солдаты топтали вас лошадьми, я не ждал, что вы тут что-нибудь сделаете. Когда один из солдат был выбит из седла чьей-то дерзкой рукой и я видел смятение и ужас на их лицах, я не требовал, чтобы вы что-нибудь сделали, — и вы действительно ничего не делали. Ага, вот он, этот юноша, такой неосторожный и смелый! Как мне жаль его!

— Жаль, хозяин? — воскликнул Хью.

— Жаль, мистер Гашфорд? — сказал и Деннис.

— Если завтра будет вывешено объявление, в котором за поимку его обещают пятьсот фунтов иди другую пустячную сумму, если в этом объявлении то же самое будет сказано о другом человеке, том, что прыгнул с лестницы в нижний коридор, — вы по-прежнему не делайте ничего, — сказал Гашфорд холодно.

— Черт возьми, хозяин! — Хью вскочил. — Почему вы так с нами разговариваете? Что мы сделали?

— Ничего, — ответил Гашфорд с иронией. — Если вас посадят за решетку, если этого молодца, — он пристально взглянул на внимательно слушавшего Барнеби, — оторвут от нас, его друзей, и от родных, тех, кого он любит и кого, быть может, убьет его смерть, если его будут гноить в тюрьме, а потом повесят у них на глазах, — все равно, не делайте ничего. Вы, конечно, сочтете такое поведение самым правильным.

— Идемте! — крикнул Хью и шагнул к двери. — Деннис, Барнеби, идем!

— Куда? Зачем? — спросил Гашфорд, опередив его и загородив собой дверь.

— Куда-нибудь, все равно! Посторонитесь, мистер Гашфорд, иначе выскочим в окно. Пустите!

— Хаха-ха! Ишь какой… горячий! — промолвил Гашфорд, сразу меняя тон на самый добродушный и приятельски-шутливый. — Настоящий порох! Но перед уходом вы не откажетесь выпить со мной?