Так как Хью и оба его спутника были хорошо известны большинству присутствующих, их встретили весьма радушно и уступили им самые почетные места. Дверь крепко-накрепко заперли, чтобы сюда не проникли нежеланные гости, и начался обмен новостями.

— Говорят, солдаты заняли «Сапог», — сказал Хью. — Кто-нибудь из вас знает подробности? Несколько человек закричали, что знают, но, так как большинство собравшихся здесь провели ночь вне Лондона — громили Уоррен или участвовали в других ночных походах, — то на поверку оказалось, что знают они не больше самого Хью. О том, что в «Сапоге» солдаты, их предупредил разведчик, и они эту весть передавали друг другу, а очевидцев среди них не оказалось.

— Мы оставили там вчера караульного, — сказал Хью, обводя всех глазами, — и я его не вижу среди вас. Знаете, это Барнеби, тот, что в Вестминстере сшиб с лошади гвардейца. Может, кто видел его или слышал что-нибудь о нем?

Все качали головами и, бормоча, что ничего не знают, вопросительно оглядывались на соседей. Вдруг со двора донесся какой-то шум, и они услышали голос человека, который спрашивал, нет ли тут Хью, и уверял, что у него к Хью неотложное дело.

— Если он один, впустите его! — крикнул Хью тем, кто охранял дверь.

— Да, да, — поддержали его остальные, — пустите!

Дверь распахнулась, и в комнату быстро вошел запыхавшийся молодой человек. У него не было одной руки, голова и лицо были обвязаны окровавленной тряпкой, точно у тяжело раненного, одежда изодрана, в единственной руке он держал толстую палку. Он спросил, кто здесь Хью.

— Это я, — отвечал тот. — Что вам нужно?

— Мне поручено вам кое-что передать, — сказал пришедший. — Вы знаете Барнеби?

— Что с ним? Это он послал вас ко мне?

— Да. Его схватили. Он в Ньюгете, в одном из самых надежных казематов. Он защищался изо всех сил, но их было слишком много. Вот и все, что он велел вам передать.

— Когда вы его видели? — поспешно спросил Хью.

— Его вел в тюрьму целый отряд солдат. Они шли боковыми улицами, не той дорогой, где мы их поджидали. Нас несколько человек все-таки попробовали отбить его, и он крикнул мне, чтобы я сообщил вам, где он. Мы здорово дрались, но ничего не вышло. Вот глядите!

Он указал на свою одежду, на забинтованную голоду и, все еще тяжело дыша, обвел глазами комнату, потом снова повернулся к Хью.

— Я вас знаю в лицо, — сказал он, — потому что был в толпе и в пятницу, и в субботу, и вчера, но не знал вашего имени. Вы смелый парень, и Барнеби тоже. Он дрался, как лев, да это не помогло. Ну, и я сделал все, что может сделать человек, у которого только одна рука.