«Скрябин» опоздал. Обещали, что он придет из затона, где делались последние приготовления, только к вечеру. Поэтому весь аппарат, прибывший из Москвы, в ожидании погрузки устроил бивак на пристани.

Нежные девушки с чемоданчиками и портпледами сидели на бунтах проволоки, сторожа свои ундервуды и с опасением поглядывая на крючников. На жернове примостился гражданин с фиолетовой эспаньолкой. На коленях у него лежала стопка эмалированных дощечек. На верхней из них любопытный мог бы прочесть – «Отдел взаимных расчетов». Письменные столы на тумбах и другие столы, более скромные, – стояли друг на друге. У запечатанного несгораемого шкафа прогуливался часовой. Корреспондент ТАСС уже устроился на краю пристани и, свесив ноги за борт, удил рыбу. Рыба не шла, и корреспондент досадливо крякал, меняя наживку. Представитель «Станка» Персицкий смотрел в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на территорию ярмарки, потом потоптался, выяснил, что до прихода «Скрябина» остается еще часов пять, и на Кремлевском «элеваторе» поднялся в город. За пять часов можно было набрать уйму материалов – дать очерк о городе, о радиолаборатории Бонч-Бруевича и о последствиях наводнения…

Под сенью гидравлического пресса на воробьяниновском стуле сидела Агафья Тихоновна и флиртовала с виртуозом-балалаечником, корректным молодым человеком с европейской выправкой. Виртуоз чувствовал себя в родственной среде прекрасно. Он грациозно уселся на один из воробьяниновских стульев, совершенно не обращая внимания на то, что Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд вынуждены были все впятером довольствоваться только двумя стульями. Вокруг стульев, как шакалы, расхаживали концессионеры. Остапа особенно возмущал виртуоз-балалаечник. – Что это за чижик? – шептал он Ипполиту Матвеевичу. – Всякий дурак сидит на ваших стульях. Все это плоды вашего пошлого кобелирования. – Что вы ко мне пристали? – захныкал Воробьянинов. – Я даже такого слова не знаю – кобелировать. – Напрасно. Кобелировать – это значит ухаживать за молодыми девушками с нечистыми намерениями. Отпирательства ваши безнадежны. Лиза мне все рассказала. Вся Москва покатывается со смеху. Все знают о вашем кобеляже. Компаньоны, тихо переругиваясь, кружили вокруг стульев. Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд делали прогнозы в будущее. Малкин не верил в доброкачественность тиражных обедов. – В контракте, – говорил он, – надо было указать число блюд и количество калорий. По правилу, мы должны приравниваться к металлистам – не меньше 4000 калорий в обед. Галкин и Палкин держались более оптимистических взглядов. – Зато здесь икра дешева, – сообщили они, – и рыба. – А воздух какой! – закричал Чалкин. – Морской воздух! – Тем более, – сказал тонкий, как кнут, Залкинд. – При таком воздухе беспрерывно хочется есть. Мне уже сейчас хочется. – До Царицына мы не пропадем. Кормить будут. – А на Кавказе что будет? Если Сестрин сейчас уже заграбастал себе двадцать марок. – А нам по полторы марки на каждого. Если еще пьеса провалится… – Да. Копеек по пятнадцать в день будем зарабатывать. Виртуоз-балалаечник пригласил Агафью Тихоновну обедать на «Парижскую коммуну». – А нас пустят? – Конечно, пустят. На стоянках кухня этим живет. Тут очень хорошие и дешевые обеды. Звуковое оформление завздыхало и поплелось в трактир «Плот». Концессионеры оживились. – Может быть, рискнем? – сказал вдруг Остап, невольно приближаясь к стульям. – Вы – два, и я – два, и – ходу! А? Хорошо бы было, черт возьми! Он осмотрелся. Бежать надо было бы по насыпи до Рождественской улицы, забитой обозами. Да и сквозь толпу крючников продраться было бы нелегко. Кроме того, Кочкарев с Подколесиным маячили поблизости. Они, конечно, подняли бы страшный рев, заметив покушение на мебель, якобы изготовленную в древесных мастерских ФОРТИНБРАСА при УМСЛОПОГАСЕ имени Валтасара. Остап скис. – Придется ехать! Но как? В крайнем случае, можно было бы сесть на «Парижскую коммуну», доехать до Царицына и там ждать труппу, но деньги, деньги! Ах, Киса, Киса, что б вас черт забрал! Осознали ли вы уже свою пошлость? Компаньоны решили хотя бы посидеть на стульях. Они подпрыгивали на пружинах и пересаживались со стула на стул. Ипполит Матвеевич ерзал. – Ирония судьбы! – говорил Остап. – Нищие миллионеры! Вы еще ничего не нащупали? Подколесин с Кочкаревым подошли к учрежденскому курьеру и, мотая головами в сторону концессионеров, справились, кто такие осмелились сесть на их вещественное оформление. – Ну, сейчас погонят! – заключил Остап. Подошел сторож. – Вы, товарищи, из какого отдела будете? – Из отдела взаимных расчетов, – сказал наблюдательный Остап.