– Слышу, батюшка... Сполню...

– Перекрестись... Встань на колени... Клянись...

Петр дал клятву. Потом спросил:

– А сколько, батюшка... всего-то?

– Много, Петька... Ох, большой у меня камень на душе... Убивец я... Не одну душу загубил...

– Кого же ты?

– Ну, чего там... Ну... вот опосля скажу. Отходить когда буду... в тот свет... теперича еще, может, оклемаюсь. Буди Марью... Зови Прошку. Да-а... ведь он в науке... Зря... Не надо бы. Зови попа... Пусть Гараська верхом смахает в Медведево... Стой! стой! Подожди-ка... Ну ладно. Покличь Марью...

Петр плохо понимал, что говорил отец. Пред его глазами стояла сосна, серел покрытый мхом вросший в землю камень, блестели и сладко позванивали червонцы, а дальше... разливным морем бурлила вольная жизнь-услада.

Петр наскоро чмокнул отца в холодный лоб, брезгливо отер губы и тряхнул головой:

– Батюшка, благослови.

– Бог тебя благословит. Иди покличь.

Петр расставил локти, благодарно взглянул на лучистый огонек у образов и радостно зашлепал босыми ногами по крашеному полу.

– Марья, батюшка зовет! Вставай!.. – потрепал по плечу жену. – Ну, шевелись...

– Чего такое? – поднялась та, щурясь на зажженную свечу. – А ты куда это?

– А куда надо... за попом, – бросил Петр, вытаскивая из-под кровати болотные сапоги и суетливо обуваясь. – Черти... Смазать не могли. Как дерево, твердые, не лезут... Дьяволы!

Петр стучал грузными сапогами, отыскивал пиджак. Скорей... Проверить... Он отлично помнит этот камень, много раз отдыхал на нем во время охоты.

«Господи! А вдруг да кто-нибудь нашел?»

Терзаясь неизвестностью: богач он или так себе, ни в тех ни в сех, – он спустился с крыльца во двор и покликал Шарика. Тот подкатился к нему серым комом, заюлил возле ног и, обнюхав болотные сапоги, вопросительно взглянул на пустые руки: а где ружье?

– Лука, отопри-ка, – сказал Петр караульному, – с батюшкой чегой-то худо...

– А сам-то куда?