– Проверим? – предложил Хельги. – Скари!

Старший над десятком шагнул вперед.

– Возьмите этого, выведите на двор и порубите на куски. Посмотрим, не прибавится ли денег у остальных.

Мангуш перевел эту речь, чтобы все в помещении поняли. Охантей услышал перевод, когда двое рослых русов уже взяли его за локти. Вскинулся, в недоверчивом ужасе выпучив глаза, и его поволокли из палаты, не слушая возмущенных криков. Люди на скамьях зашевелились, иные вскочили, но навстречу выходящим вбежало еще десятка полтора и нацелили на безоружных боспорцев острия копий.

– Всем сидеть! – крикнул Мангуш по-хазарски.

При виде блестящих наконечников, смотрящих прямо в горло, боспорцы осели на места.

Со двора послышались отчаянные вопли. Вскоре умолкли.

Старейшины на скамьях сидели застыв, не смея даже переглядываться. Христиане крестились, почти у всех прочих тоже шевелились губы в беззвучной молитве.

– Левый борт греби, – Хельги посмотрел на скамью, что стояла слева от него. – То есть продолжим. Ты… э… – Двоих булгар, заменивших Раби, он не знал.

– Как ваши имена? – спросил Мангуш.

– К-казанай… – прохрипел один.

– Ш-шахбан, – судорожно вытолкнул второй.

Вернулся Скари со своими людьми. Все в палате зачарованно воззрились на блестящие, свежевытертые лезвия их секир.

– У вас, булгар, в общине сколько людей? – Хельги глянул на Хануку.

– Сто тридцать две семьи.

– Это будет…

Дрожащими руками Ханука передвинул несколько камешков на расчерченной полосами доске:

– Две тысячи шестьсот дирхемов.

– Итак, э…

– Казанай и Шахбан, – подсказал Мангуш, которому было легче запомнить эти имена.