– Не правда ли, старина, они вас доконали? Что толку, коли у вас еще руки крепкие; вам теперь крышка.

Бессмертный смотрел на нее потухшими, ничего не понимающими глазами. Он целыми часами сидел, уставившись в одну точку, сохранив только способность плевать в лохань с золой, поставленную возле него, чтобы не пачкать пол.

– Ему еще не утвердили пенсию, – продолжала Маэ, – и я уверена, что они откажут, – все из-за нашего образа мыслей… Нет, хватит с меня, слишком уж много горя доставили нам эти люди!

– Но ведь они обещают в объявлении… – попыталась возразить Катрина.

– Перестань ты твердить мне об их объявлении!.. Это ловушка – хотят нас поймать и сожрать! Теперь, когда они нас изрешетили, им вольно лукавить…

– Но куда ж мы тогда денемся, мама? В поселке ведь нас тоже не оставят.

Вдова Маэ безнадежно развела руками. Куда денутся? Она сама не знала, да старалась и не думать – эти мысли сводили ее с ума. Пойдут куда-нибудь в другое место. Грохот кастрюли становился невыносимым. Маэ накинулась на Ленору и Анри и отхлестала их. Эстелла, уползшая на четвереньках, растянулась, – это еще увеличило шум. Мать успокоила ее шлепком; вот было бы счастье, если бы она убилась до смерти! Она вспомнила об Альзире, пожелав и всем остальным детям той же участи. Затем, прислонившись к стене, неожиданно разрыдалась.

Этьен не решался вступать в объяснения. Он уже ничего не значил в доме; даже дети отшатывались от него с недоверием. Но слезы несчастной взволновали его, он пробормотал:

– Ну, ничего, ничего, не надо падать духом! Как-нибудь выкрутимся!

Та, казалось, не слышала его и продолжала причитать:

– Нищета! Мыслимая ли вещь! Как-никак, а все-таки жили себе помаленьку, пока не разразились все эти ужасы… Ели черствый хлеб, зато были вместе… Да что же случилось, Господи? Что же мы сделали, чтобы заслужить такое несчастье? Один на том свете, другие только и мечтают, как бы туда отправиться… Конечно, нас запрягали в работу, как лошадей, и, разумеется, несправедливо было, что нам доставались только удары палок, что богачи непрерывно округляли свой капиталец, а у нас не оставалось даже надежды на то, что жизнь станет легче. А раз нет надежды – то и жить не хочется. Да-да, конечно, так не могло продолжаться, надо же было немного вздохнуть… Но если бы знать наперед… Да мыслимо ли это – испытать такое страшное горе за одно только желание добиться справедливости!

Рыдания подступали у нее к горлу, голос прерывался от непомерной скорби.

– А всякие прохвосты всегда тут как тут: наобещают, что все устроится, если только немного потерпеть… Вот и вскружили голову: то, что есть, – одна сплошная мука, поневоле захочется того, чего нет. Я-то уж размечталась, думала, пойдет мирная, хорошая жизнь; право слово, унеслась Бог весть куда, за облака! Вот и переломали себе ребра, когда снова попали в нищету… Все оказалось неправдой, все только померещилось нам. Было всегда только одно – нищета! Коли хочешь – так подавись ею, этой нищетой, да получай еще ружейный залп впридачу!