— Не везет! — проворчал Морис. — Да это заколдованный лес!
На этот раз пруссаки их услышали: захрустели ветки, покатились камни. На окрик часового «Кто идет?» они не ответили и пустились бежать; тогда караульные схватили ружья, стали стрелять и осыпали чащу пулями.
— А-а, черт! — глухо выругался Жан, удерживаясь, чтобы не вскрикнуть от боли.
Его словно ожгло плетью по левой ноге и швырнуло о дерево.
— Ранен? — испуганно спросил Морис.
— Да, в ногу. Мне крышка!
Они стали прислушиваться, затаив дыхание, боясь услышать за спиной шум погони. Но выстрелы прекратились; все застыло в глубокой трепетной тишине, которая воцарилась снова. Пруссакам, наверно, не хотелось забираться в лес.
Жан, силясь встать, застонал. Морис подхватил его под руку.
— Не можешь идти дальше?
— Кажется, нет.
Обычно спокойный, Жан на этот раз рассвирепел. Он сжал кулаки, готов был себя избить.
— Эх! Тысяча чертей! Ну и невезение! Повредить себе лапу, как раз когда надо бежать! Честное слово! Куда я теперь гожусь? На помойку бросить меня… Беги один!
Морис только коротко и притворно весело ответил:
— Дурак!
Он взял Жана под руку, стал его поддерживать; оба торопились уйти подальше. Ценой невероятных усилий Жан с трудом прошел несколько шагов и остановился; они опять испугались, заметив на опушке леса домик, похожий на маленькую ферму. В окнах было совсем темно, ворота настежь открыты, дом пуст и черен. Они решились пробраться во двор и с удивлением увидели оседланную лошадь; ничто не указывало, почему и как она очутилась здесь. Может быть, хозяин должен был вернуться, а может быть, он лежал где-нибудь под кустом с простреленной головой. Так они этого и не узнали.
Внезапно у Мориса возник новый план, и он повеселел.
— Послушай! Граница слишком далеко, туда не добраться, да и нужен проводник… А вот если отправиться в Ремильи, к дяде Фушару, я уверен, что доставлю тебя туда; ведь я знаю все проселочные дороги и дойду с закрытыми глазами. Ловко придумано, а-а? Я усажу тебя на эту лошадь, а дядя Фушар нас, конечно, не прогонит.
Морис хотел сначала осмотреть ногу Жана. Она была пробита навылет: пуля, наверно, задела большую берцовую кость. Кровотечение было незначительное; Морис крепко перевязал икру своим носовым платком.
— Беги один! — повторил Жан.
— Замолчи, дурак!