Все-таки молодец граф Орлов-Чесменский, что туркам не поверил! Наблюдая за неприятелем, он разгадал коварный замысел Мустафы III: усыпляя русских перемирием, султан хотел полностью истребить русских в Архипелаге, выжечь дотла Аузу, а все экипажи казнить до единого человека… Своих сил для этого у султана не было, но под его флагом собирались эскадры пиратов из Алжира, Триполи и Туниса. Вместе с корсарами-дульциниотами они укрывались в Хиосе, их заметили в тихих бухтах ливадийского берега…
Осенью 1772 года в двух решающих сражениях эскадра полностью истребила мощные пиратские силы Турции, состоящие из пяти внушительных эскадр. Опять виктория! Политики Европы гадали на кофейной гуще: «Когда же эта дикая страна свернет себе шею?..»
* * *
Всегда излишне самоуверенная, избалованная успехами и всеобщим поклонением Екатерина теперь как-то обмякла, часто ее навещали глубокие обмороки с кровотечением из носа; поддерживая угасающие силы, она злоупотребляла крепчайшим кофе, среди дня беспомощно растирала лицо кусками льда… Только сейчас императрица признала, что в возмущении на Яике повинны не казаки, а сама старшиґна, угнетавшая казаков; истинные же дела яицкие далеки от докладов графа Захара Чернышева. Князь Вяземский, усугубляя ее тревогу, принес новые вести:
– Сразу два самозванца явились: Федор Богомолов, который на груди своей «знаки царские» дуракам являл, и некий Рябов…
– Трудно понять, – сказала Екатерина. – Сколько самозванцев, уже пойманных и непойманных, и все, как один, образцом для подражания моего мужа избрали. С чего бы такая любовь к нему?
– Супруг ваш покойный волю дворянству дал.
– Так не мужикам же! – хмыкнула Екатерина.
– А они уповать стали несбыточно, что вслед за волей дворянской объявится воля мужицкая. Оттого-то, ваше величество, супруг ваш мертвенький для народа весьма привлекателен.
Екатерина долго молчала. Вяземский выждал ее реакцию.
–
Она устала от войны и вражды, от политической ферулы Панина, от почетного эскорта Орловых, а сегодня Никита Иванович, как назло, стал жалеть фрейлину Зиновьеву и говорил, пустив слезу, что всякому безумию есть предел. Она ответила ему:
– Для них нет предела. Орловы – хищные звери, которые никогда не боятся гулять по краю обрыва над страшной пропастью. Они фатальны для многих и фаталисты для самих себя…
Панин оставил на ее столе донесения из Парижа, где Россия имела лишь поверенного в делах Хотинского, и герцог Эгильон недавно удостоил его беседы. Екатерина нехотя вчиталась в бумаги… Эгильон начал разговор сожалением, что Франция совершила ошибку, пропустив мимо своих берегов эскадры России: