Нассау-Зиген явился в Россию кружным путем. Мальчиком он уже сражался за Францию с войсками Фридриха II, участвовал в кругосветном плавании Бугенвиля, на острове Таити чуть не сделался королем таитян, пытался основать страну Дагомею (о которой тогда никто и не знал), в Африке единоборствовал с тиграми и львами; это был человек исключительной храбрости, что и доказал в недавней войне, совершив отчаянную попытку взять у англичан с моря Гибралтар, чтобы потом вернуть эту крепость испанской короне…

– Гибралтар устоял, – вздохнул он печально.

Они подружились, чему страшно удивилась Екатерина, писавшая: «Странно, что тебе князь Нассау понравился, когда повсюду имеет репутацию сумасброда…» Но Потемкин полюбил этого «последнего палладина Европы» (как именовали принца Нассау-Зигена в газетах). Он говорил Потемкину:

– Я служил под знаменами Франции, Австрии, Испании, Турции, Польши… Не рискну предлагать себя России!

– Но вы же сейчас… поляк? – спросил Потемкин.

Он оставался верен своей идее – о русско-польской дружбе, его искренно огорчало давнее непонимание двух народов. Отвращая поляков от целей русской политики, не склоняет ли Петербург поляков завязать дружбу с Пруссией? Вот что больше всего тревожило светлейшего. Иногда, впрочем, Потемкин терял чувство реальности: он поддерживал и графа Браницкого, выступавшего за сближение с Россией, но при этом Браницкий оставался противником короля Станислава…

– Навигация на Днестре, – сознался принц Нассау-Зиген, – не главное, ради чего я появился в Киеве. Король польский просил вашу императрицу о встрече с нею на пути в Тавриду, однако она не соизволила ему даже ответить. Его величество огорчен. Или ему отказаться от встречи, или же встретиться без ее согласия, что может вызвать оскорбление его достоинства…

Потемкин сам составлял маршрут «шествия» и знал, что часть пути Екатерины проляжет близ рубежей польских.

– Если вашему королю не везет в жизни, согласен ему помочь, – сказал он. – Императрица вряд ли откажет ему во встрече… хотя бы в Каневе! Я надеюсь, вы, принц, будете сопровождать и меня в таврическом путешествии. Не слишком ли будет тосковать в Подолии ваша супруга?

– О нет! С женщинами удобнее общаться посредством писем.

– Завидую вам: у меня этот способ не получается…

– Париж, – сказал Нассау-Зиген, – увлечен Россией, и даже театры Парижа заняты сюжетами из русской истории… Не настал ли теперь тот важный исторический момент, когда от недоверия, зарожденного кардиналом Ришелье, мы обратимся к сердечности?

– Это зависит не от нас – от Версаля.