Чтоб он ей верил или, напротив, не слишком верил? После Александрины он не верит никому из женщин. Так что — зря старается.
— Что, месье Рамо заходил? — спросит он небрежно, увидев чью-то шляпу на вешалке.
— Шляпу оставил? Он всегда забывает. Когда нету дождя!.. — Но тотчас съязвит: — У вас, русских, верно, часто жены изменяют?.. Стоит кому-то зайти в гости…
— Не бойся! Я не ревную.
Он рассмеется как бы легко.
— Потом поедем в Булонский лес? — спросит она по обыкновению.
Она любит эти прогулки с ним в экипаже в Булонский лес — после пылких объятий, которые он про себя зовет лишь «плотскими утехами»… Есть возможность хвалиться им перед подружками, которые там гуляют во множестве. А Монго прельщает мысль быть знаком красоты Бреданс.
II
II
Воспоминания суть некая обреченность сознания. Мы обречены вспоминать…
Сцена, что открылась его взору, была чисто театральной.
5 сентября 1836 года они с Лермонтовым стояли на Елагином острове, у дворца, где шел традиционный Храмовый бал ее величества Кавалергардского полка (шефом полка значилась сама императрица Александра Федоровна). Бал проводился каждый год в этот день и всегда собирал много народу. Они сами только что вышли из дворца и углубились в деревья за дорогой, по которой ко дворцу, одна за другой, подъезжали кареты, разбирая гостей бала. Бал кончался. Хотя музыка еще вылетала из дверей — и с ней отдающий крепкими французскими духами запах грез… Вид двух корнетов лейб-гвардии Гусарского, молча стоящих в тени за дорогой, не был чем-то необычным.
— Может, поедем? — спрашивал Алексей.
— Нет. Ты торопишься?
— Но, может, он отбыл уже?..
— Нет. Я ж сказал тебе — я видел его карету.
Если Миша был не в духе, не стоило перечить ему.
— Ты уверен, что это
— Ты вправду не торопишься?